Александр Колпакиди - Двойной заговор. Сталин и Гитлер: несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

Однако полностью очистить свои ряды от убежденных гитлеровцев заговорщикам не удалось, и почувствовавшие неладное офицеры-нацисты начали стихийно саботировать их мероприятия. Дежурный офицер узла связи лейтенант Георг Рериг намеренно задержал отправку приказов в военные округа, а некоторые из них вообще не передал. В результате командование всех округов, кроме Вены и Парижа, практически бездействовало, а после переданного в 18.45 по радио сообщения о провале покушения полностью отказалось от участия в перевороте. Начальник Крамницкого танкового училища полковник Глеземер после ввода подчиненных ему войск в Берлин сумел связаться с Геббельсом и сообщил ему о происходящем в городе. Командиры других танковых и пехотных училищ, овладев, согласно приказу, радиостанциями, не сделали ничего, чтобы помешать им передавать сообщения Геббельса, включая и парализовавшую многих заговорщиков информацию о провале покушения.

Но самый страшный удар нанес заговорщикам командир охранного батальона «Великая Германия» Отто Ремер. Прикомандированный к батальону сотрудник министерства пропаганды лейтенант Хаген с началом оцепления правительственного квартала отправился к Геббельсу и сообщил ему о подъеме войск резерва по тревоге. Геббельс тут же приказал поставить под ружье эсэсовский полк личной охраны фюрера «Адольф Гитлер» и вызвал Ремера к себе. Еще ничего не подозревавший Ремер попросил разрешения на выезд к Геббельсу у своего непосредственного начальника фон Хазе, но тот запретил ему это делать. Ремер понял, что происходит что-то неладное, и выехал к рейхсминистру сам. Геббельс соединил по телефону Ремера с Гитлером, и тот приказал командиру батальона лично подавить путч, попутно произведя его в полковники (а впоследствии и в генерал-майоры). Одновременно, также по приказу Геббельса, начальник инспекции танковых войск полковник Больбринкер, которому подчинялись все танковые училища, отдал приказ вывести их подразделения из Берлина.

Так хромой от рождения коротышка Геббельс, никогда не служивший в армии и являвшийся мишенью для бесчисленных острот со стороны холеных прусских хлыщей, проявил себя 20 июля куда более решительным военачальником, чем противостоящие ему многоопытные генералы и полковники.

Лишь в Париже, где переворотом руководили командующий внутренними войсками во Франции генерал фон Штюльпнагель, а также в Вене, находившейся в зоне действия войск 17-го военного округа генерала фон Эзебека, действиям заговорщиков сопутствовал успех. К вечеру 20 июля были арестованы почти все высшие чины нацистской партии, СС и полиции Парижа, части 1-го охранного полка под командованием военного коменданта города генерала фон Бойнебурга даже смогли без сопротивления захватить казармы войск СС и штаб-квартиру гестапо. Однако в Берлине, где решалась судьба переворота, к тому времени уже все рухнуло.

Нерешительный Гёпнер не предпринимал активных действий, дожидаясь назначенного заговорщиками командующим сухопутными войсками фельдмаршала фон Вицлебена. Но тот явился на Бендлерштрассе только в семь вечера, а узнав, что Гитлер жив, тут же уехал в свое поместье. Зато Ремер действовал четко. Первоначально он сосредоточил свой батальон возле резиденции Геббельса на Герингштрассе, чтобы в случае необходимости прикрыть правительственный квартал от атак заговорщиков. Когда же их войска в результате энергичных действий Геббельса и Больбриннера покинули Берлин, солдаты «Великой Германии» начали окружать здание министерства обороны.

А там к тому времени начался свой переворот. Группа поначалу придерживавшихся нейтралитета офицеров выпустила на свободу запертых, но никем не охраняемых сторонников Фромма, после чего они вместе арестовали часть заговорщиков, а остальные бежали. Фромм, стремясь замести следы и оправдать свое первоначальное непротивление заговору, тут же организовал военно-полевой суд, по решению которого Штауффенберг, Ольбрихт, Хефтен и Квирнгейм были расстреляны. Бек, просидевший весь день на Бендлерштрассе в полном бездействии, попросил пистолет, чтобы застрелиться, но смог лишь ранить себя двумя пулями, после чего Фромм приказал его добить. Вслед за этим в министерство обороны вошли солдаты Ремера и эсэсовцы, арестовавшие самого Фромма, смещенного Гитлером с должности командующего армией резерва.

Входившая в планы заговорщиков попытка открыть союзникам Западный фронт также провалилась, поскольку фон Клюге наотрез отказался отдать соответствующий приказ. Между заговорщиками состоялся весьма драматический диалог. «Где ваша честь, фельдмаршал?! Вы же обещали нас поддержать!» — взывал Штюльпнагель. «Да, если бы эта свинья была мертва!» — орал в ответ Клюге. Арестовать фельдмаршала и попытаться открыть фронт самостоятельно заговорщики не решились, тем более что в этот момент на стороне Гитлера в Париже выступили военные моряки. Штюльпнагель освободил арестованных эсэсовцев и попытался застрелиться, но неудачно. Тяжело раненного и ослепшего, его оперативно доставили в Берлин и после короткого разбирательства повесили.

В этой попытке путча причудливо перемешались черты трагедии и комедии. Трагичность ей придавало то, что многие заговорщики, особенно прусские офицеры, искренне верили в свои идеи и были готовы отдать за них жизнь, что в конечном счете и произошло. Комичной же было исключительно бездарное проведение переворота, по беспомощности сопоставимое только с предыдущими попытками. Ярослав Гашек, наверное, не раз в гробу перевернулся от зависти, ибо ему, автору бессмертного «Швейка», такого не придумать. Если мужественного Штауффенберга подвел нелепый случай, то все остальные заговорщики самым позорным образом не справились со своими задачами. Позднее Геббельс не без основания презрительно издевался над «этим сборищем дураков», а всю их операцию совершенно точно окрестил «революцией по телефону».

Гитлер, спасшийся от подложенной Штауффенбергом бомбы благодаря очередной случайности, через несколько дней после покушения заявил: «С этим пора кончать. Так дело не пойдет. Все эти наиподлейшие твари из числа тех, кто когда-то в истории носил военный мундир, весь этот сброд, спасшийся от прежних времен, нужно обезвредить и искоренить». Весьма показательны и те ассоциации, которые появились у фюрера сразу после попытки переворота. О Фрайслере, председателе Народного трибунала, суду которого были преданы арестованные заговорщики, он сказал: «Это — наш Вышинский». В другом случае Гитлер доверительно поделился с собеседниками: «Я уже часто горько жалел, что не подверг мой офицерский корпус чистке, как это сделал Сталин». Так что параллели между гитлеровской Германией и сталинским Советским Союзом придумал не пресловутый Виктор Суворов — впервые они пришли на ум фюреру. Одинаковая природа тоталитарных режимов объективно обусловливала и одинаковую стратегию и тактику пытавшихся их свергнуть заговорщиков. И даже финал был одинаковый, хотя это уже лежит в области случайностей.