Александр Колпакиди - Двойной заговор. Сталин и Гитлер: несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

А произошла очень простая вещь. Как уже говорилось, к 1927 году село более менее оправилось от последствий войны. Зашевелились рыночные механизмы. И крестьянин дал власти первый бой, получивший название «хлебной забастовки». В конце 1927 года зажиточные крестьяне и оптовые хлебные торговцы фактически прекратили продажу зерна государственным заготовителям. Произошло это совершенно неожиданно.

Мужиков понять можно. Им не хотелось сдавать зерно по низким государственным ценам, а хотелось продавать его по высоким рыночным. Кроме того, на эти деньги приобретать промышленные товары, а не держать их в кубышке. А денег давали мало, и товаров тоже не было. И вот, поскольку цены были низкими и на деньги все равно ничего путного купить было нельзя, мужичок и решил придержать зерно. Простая экономика.

А вот экономика более сложная. Именно тогда, в декабре 1927 года, оппозиция и предложила провести принудительный займ у 10 % наиболее богатых крестьян. Цифра эта возникла не на пустом месте. Это только статистически в стране было 20 миллионов производителей. На самом деле уже в 1926 году в руках 6 % наиболее зажиточных крестьян было сосредоточено около 60 % товарного зерна. Кроме них на хлебном рынке действовали оптовики-перекупщики, скупавшие зерно у мелких производителей, так что реально монополизация была еще выше. Интересы держателей хлеба были чисто шкурные: придержать его до весны, когда цены станут выше. Помните картинки из курса истории экономики — как во время жестокого экономического кризиса молоко выливают в реку, трактора запахивают в землю урожай, лишь бы удержать высокие цены, в то время, как в городах люди падают от голода? «Хлебная забастовка» — картинка из того же учебника.

А вот вам и политика. Именно в 1927 году резко возросла угроза войны. Одно время казалось, что она вот-вот начнется. Это только в кино мужик — дурак сиволапый, на самом деле богатый мужик и торговец, и за политикой следит, и газеты читает. Да и руководящие центры в стране, похоже, были, ибо уж очень мощные деньги из-за границы шли на работу против Советской власти. А «если завтра война», то куда лучше быть с хлебом, чем с бумажками, на которые и в мирное-то время ничего не купишь. Такой вот был расклад в 1927 году.

Запасов в стране, еще не оправившейся после гражданской войны, не было никаких, она стояла перед угрозой голода. Причем интересы мужика и страны были прямо противоположные: держателям хлеба голод был на руку, потому что, когда люди начнут падать на улицах, цены подскочат до небес, начнется прямой обмен, как в гражданскую. А в гражданскую, кстати, деревня неплохо прибарахлилась. О том, что горожанам менять нечего, все старое проедено, а нового не накоплено, об этом мужик не задумывался.

Он действовал в соответствии с экономическими законами, то есть чисто инстинктивно.

И все-таки даже в ноябре 1927 года Сталин говорил: «Вести политику разлада с большинством крестьянства — значит открыть гражданскую войну в деревне, сорвать всю нашу строительную работу, сорвать весь наш план индустриализации страны». Даже в декабре правительство все еще выступало против насильственных мер, ограничиваясь экономическими. А спустя месяц бестрепетно послало на село продотряды.

Легче всего пойти по накатанной дорожке, обвиняя Сталина в двуличии, в том, что он говорил одно, чисто для маскировки, а планы у него были совсем другие. Но какие-то уж больно сложные и бессмысленные получаются злоумышления. А если предположить иное. Допустим самый простой вариант, лежащий на поверхности. Сталин, как, впрочем, и все наше правительство был человеком в государственном управлении крайне неопытным. Они не могли, по неопытности своей, просчитать происходящее далеко вперед и действовали в основном эмпирически, путем проб и ошибок. Пока было возможно, Сталин старался обойтись без насилия и войны. А потом он проанализировал обстановку и увидел в ней нечто такое, по сравнению с чем даже очень крутые меры казались «меньшим злом». Попробуем сделать то же самое и мы. Посмотрим, что было бы, если бы он продолжал интеллигентскую политику полумер, уговаривания крестьянства и пр.

Что случилось бы, если бы в стране, еще не отвыкшей от привычек и методов гражданской войны, начался серьезный голод? Ну, во-первых, крестьян бы это не спасло. Если бы продотряды не послало правительство, их бы послали местные власти — горкомы, обкомы, озабоченные тем, как накормить голодные толпы, ревущие под их окнами. Местные власти в то время были сильными, самостоятельными и не очень-то спрашивали Москву, как им жить у себя дома. Наконец, продотряды возникли бы стихийно, как вооруженные банды, благо оружия в стране предостаточно. Началась бы полномасштабная война между городом и деревней — скажете, такого не могло бы быть?

В самих городах тоже вспыхнули бы волнения — бей нэпманов, бей начальство! Наконец, в этих условиях неминуемо бы ослабла центральная власть, регионы стали отделяться от центра, как сейчас, только быстрее, потому что «пассионарность» населения была куда выше. И все это — в виду прямой угрозы войны. Тут никакой Германии не надо — страну бы обкусали по частям ближайшие соседи — те самые лимитрофные государства, по поводу горькой судьбы которых наши демократы так любят проливать крокодиловы слезы. Расклад, конечно, экстремальный, но кто сказал, что неосуществимый? В Смутное время серьезный голод при куда более благоприятной внутриполитической обстановке привел к таким последствиям, что Русь чуть жива осталась.

Наконец, даже если бы удалось на этот раз достигнуть взаимопонимания с крестьянством путем мирных переговоров и экономических уступок, то где гарантия, что на следующий год ситуация не повторилась бы вновь? Она бы повторилась и на следующий год, и потом, и повторялась бы снова и снова. Рычагов воздействия на крестьянство у правительства практически не было. Проводить индустриализацию, когда большая часть средств уходит на то, чтобы в очередной раз задобрить мужика, — утопия. Нет индустриализации — нет и товаров. Нет товаров — нет хлеба. Круг замкнулся.

И все это, еще раз повторяем, в обстановке межвоенной Европы, когда ежу ясно, что война будет, и будет скоро, и надо любой ценой срочно вооружать армию, иначе Советская Россия просто перестанет существовать как государство. А военной промышленности не существует… да что там военной! Вообще не существует промышленности, о которой можно более менее серьезно говорить.

Все — от лопат и пуговиц до тракторов и автомобилей — ввозится из-за границы. Точнее, должно бы ввозиться, но, поскольку платить нечем, нет ни лопат, ни пуговиц, ни тракторов, ни автомобилей…

Такие вот были объективные обстоятельства — без каких-либо вариантов решений, ибо не считать же серьезной альтернативой интеллигентское блеяние о том, что надо бы с мужичком как-то договориться, взять кредиты за границей (на таких же условиях, на каких дает сейчас МВФ), но обязательно, непременно продолжать политику нэпа. Как? А это уж ваше дело, Иосиф Виссарионович, придумать — как ее продолжать. На то вы и глава государства.