Александр Колпакиди - Двойной заговор. Сталин и Гитлер: несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

После ареста Маурина во главе организации стал Нин. В это время он, будучи связан определенными партийными обязательствами, уже не считался чистым троцкистом, но тем не менее поддерживал тесные связи с Троцким через наводнивших Испанию посланцев «демона революции».

В полном соответствии с бухаринско-троцкистской концепцией «внутрипартийной демократии» ПОУМ представлял собой конгломерат разных фракций. Их было восемь — восемь фракций в одной партии, которая насчитывала максимум 20 тысяч человек! На крайнем левом фланге была маленькая группка откровенных троцкистов, существовавшая скорее на правах специи, чем компоненты этого салата. Затем шла протроцкистская группа во главе с Хоакином Андраде, старым дружком Нина. Дальше, если идти слева направо, — левое крыло, которое возглавляли Нин и Хулиан Горкин. (Настоящая фамилия Горкина — Гомес. Но, когда жил в Москве, он взял себе псевдоним Горкин, соединив фамилии Горького и Ленина. И кстати, Горкин, как недавно выяснилось из «Очерков истории внешней разведки», был французским шпионом.) Эти три «левые» фракции ПОУМ можно было отнести к сторонникам Троцкого. Остальные пять фракций были разными модификациями правых оппортунистов, типа наших бухаринцев.

Поумовцы сумели закрепиться только в одной провинции — Каталонии, традиционном центре анархистов, но и в Каталонии они имели влияние лишь в некоторых городах. В каталонском правительстве у них был свой представитель (Нин, министр юстиции) и своя дивизия на каталонском фронте (впрочем, как и у других партий). Учитывая печальное положение оппозиционеров в других странах, все это можно считать немалым достижением.

Окрыленные успехом, поумовцы попытались превратить Испанию в центр антисталинского коммунистического движения. Со всего мира туда слетелись всевозможные исключенные из разных компартий группы. В то время существовало два маленьких интернациональчика, пытавшихся конкурировать с Коминтерном. Один, так называемое «Международное объединение коммунистических оппозиций» (ИВКО), — правые, во главе с бывшим лидером Компартии Германии Генрихом Брандлером и бывшим лидером Компартии США Джеем Ловстоном. Это самое ИВКО имело около 20―30 мелких организаций по всему миру.

Второй интернациональчик — «левые социалисты», известные также как «Лондонское бюро», поскольку одно время центр у них был в Лондоне. Это «Лондонское бюро» тоже имело в своем составе два десятка мелких левосоциалистических групп. Помимо того, в Испанию собрались анархисты со всего мира, в том числе и русские анархисты-эмигранты.

Вообще отношения ПОУМ и анархистов были достаточно сложными. «Братишки» жили сами по себе, ни к кому не присоединяясь, и могли себе это позволить. Сама партия — Федерация анархистов Иберии — была небольшая, всего лишь в 2―3 раза больше ПОУМ. Но они контролировали гигантский профсоюз — Национальную конфедерацию труда. Поэтому по указанию Троцкого его сторонники в ПОУМ и вне ПОУМ главную ставку делали на союз с анархистами и подчинение их своему влиянию.

Постепенно стало ясно, что ПОУМ представляет реальную опасность. Во-первых, они вносили раскол в республиканский лагерь, во-вторых, в мировое коммунистическое движение. До той поры ИВКО и «Лондонское бюро» были маленькими группами сектантов, но если бы они все объединились, то не исключено, что им бы удалось отколоть и повести за собой неустойчивую часть коммунистического движения. Эта опасность становилась все более очевидной как для испанского, так и для советского руководства.

Говорят, что у баррикады только две стороны: мы и они. Это хорошо знала большая часть испанского правительства — коммунисты, часть левых социалистов и примкнувшие к ним представители буржуазных партий. Они понимали необходимость сплотиться перед лицом внешнего врага и действовали по принципу «коней на переправе не меняют». Война — явно не лучшее время для внутренних преобразований в государстве, и даже коммунисты не настаивали на создании Советов, проведении коллективизации и прочих прелестях диктатуры пролетариата. Это было вполне оправданно как с точки зрения внутренней политики, так и внешней. Социалистическая революция в Испании могла привести к тому, что Англия и Франция откажутся от политики невмешательства и поддержат Франко. Тогда революция не только отдалила бы победу, но и взорвала международную ситуацию, повернув ее и против Испании, и против СССР. А ведь оплотом коммунистического движения была все-таки не Испания!

Троцкий же пытался создать трехстороннюю баррикаду. Позднее эта идиотская политика блестяще реализовалась в Польше во время второй мировой войны. Националистическое подполье, помимо того, что боролось с немцами, дралось и с коммунистическим подпольем. Польские партизаны из «Национальных сил збройных» и Армии Крайовой убивали не только немцев, но и польских партизан из Армии Людовой. Нетрудно догадаться, кому на руку была такая «принципиальность».

То же самое было и в Испании. Коммунистам и их союзникам по Народному фронту противостоял другой лагерь — часть левых социалистов во главе с премьер-министром Ларго Кабальеро (которого его окружение очень хитро обрабатывало, называя испанским Лениным. Как же «испанский Ленин» мог слушаться указаний Сталина?!). Интересы Кабальеро и троцкистов совпадали в одном пункте — они были очень обеспокоены популярностью и влиянием компартии и всячески старались это влияние нейтрализовать. Так что у поумовцев в правительстве был могучий союзник и защитник.

Поумовский лагерь, следуя призывам Троцкого, выступал за превращение войны между, как они говорили, «двумя крыльями буржуазии» в войну того типа, что была в Советской России в 1918―1921 годах. Для этого в тылу у республиканцев непременно и немедленно следовало совершить революцию: установить пролетарскую диктатуру, создать Советы, расформировать регулярную армию, превратив ее в Красную Армию, национализировать промышленность.

Конечно, все это было сплошной демагогией. Реальное влияние ПОУМ имел всего в двух провинциях. Но даже если бы в руках Троцкого оказалась куда более сильная КПИ, это все равно было бы демагогией. Испания 1936-го нисколько не походила на Россию 1917-го. Большевистских Советов там не имелось даже в зародыше, органы государственной власти коммунисты контролировали очень слабо (из 268 депутатов парламента Народного фронта коммунистами являлись всего 17, в то время как социалисты имели там 88 мест). Не контролировали коммунисты и профсоюзы. Крупнейшее профобъединение — Национальная конфедерация труда (НКТ) — шло за анархистами, а второй по численности Всеобщий союз труда (ВСТ) — за социалистами. Об армии и говорить было нечего. Из 150 тысяч солдат и офицеров 80 % оказались после 17 июля на стороне Франко. (Большевики к октябрю 1917-го имели абсолютное большинство в Советах солдатских депутатов двух ближайших к столице фронтов и пользовались поддержкой столичного гарнизона.) Это была трижды демагогия, но и в таком качестве она оказывала воздействие на неокрепшие умы. Прежде всего, это были умы анархистов, которые приняли призывы ПОУМ о немедленной революции весьма близко к сердцу.