Гвидо Кнопп - История XX века в лицах

Люди из деревни рассказывают, что в этой части Серро Муриано в тот день была сильная стрельба. К тому же это единственная возвышенность во всей округе, не поросшая деревьями, единственное место с хорошим обзором. Панорама на заднем плане совпадает с панорамой на снимке Капы, в том числе белое пятно вдали. За прошедшие столетия этот ландшафт с оливковыми рощами и пастбищами мало изменился.

Поиск следов приводит к маленькому кладбищу на окраине деревни Вильарга. Оно окружено кипарисами. Земля в центре кладбища растрескалась. Разрозненные могилы обозначены безымянными крестами. На одном памятнике выгравированы имена фашистских «освободителей». Монумент был возведен после войны. Раньше здесь была простая братская могила, в которой были похоронены погибшие с обеих сторон. Летняя жара заставляла спешить. Можно не сомневаться, что безымянный герой Капы нашел здесь свое последнее пристанище и погребен вместе с погибшими противниками. Бургомистр Вильарты не хочет и слышать о копании в истории испанской гражданской войны. Он попросил не ворошить воспоминания: «Старики заслужили, чтобы их оставили в покое», — говорит он.

Мы отправляемся в путь в Пособланко. Вдруг вдали выделяется тень, контуры памятника, который имеет свою историю. Контуры «неизвестного героя» со снимка здесь превратились в скульптуру — высотой более четырех метров, сваренную из железа. Памятник стоит посреди голой местности, на развилке двух шоссейных дорог, в пяти километрах от административного центра провинции.

Художественное произведение создал еврейский скульптор Игаэль Тумакин, расходы оплатило израильское посольство: символ испанско-израильского единения. В годы войны родные скульптора сражались в интернациональных бригадах. Сначала никто не хотел брать статую. Кордова, поблагодарив, отказалась. Правый «Народный альянс» в Пособланко также не проявил интереса к железному монументу. Социалисты колебались. В Пособланко как и во многих местах Андалузии, еще много открытых ран. В конце концов министерство культуры в Мадриде распределило памятник городу — но там никто не знает, кто был тот солдат, смерть которого вдохновила скульптора.

Поиск привел также в Обехо. После первых территориальных потерь в горах под Кордовой группы ополчения отступили в окрестности этой деревни. Неровное шоссе вьется по изрезанной ущельями долине, крутые склоны которой заросли миндальными и оливковыми деревьями. Кортихос — здесь на юге простые крестьянские дома — разбросаны по ландшафту как пятна белой краски.

Обехо — одна из типичных белых андалузских деревень. И здесь, как везде в Испании, бар на деревенской площади — лучшее место для сбора информации. Дед Хосе Марии Моралеса, владельца бара, в начале войны был бургомистром Обехо и одним из основателей деревенской ячейки Социалистической партии Испании. Товарищи в деревне были отчаянными защитниками республики, рассказывает Хосе Мария. Когда стало известно, что левые жители деревни хотят самосудом казнить пленных правых убеждений, фалангисты соседних общин собрали свои силы, напали на деревню и освободили осужденных на смерть.

Бургомистру пришлось спасаться бегством. Взаимные убийства и месть продолжались всю войну.

Под фикусом в прохладной тени сидят седые ветераны — националисты и республиканцы, фалангисты и социалисты — за одним столом; все они были на войне. Обстановка накаляется. Убеждения тех, кто был на стороне республиканцев, и их противников на стороне националистов даже по прошествии более чем шести десятилетий после окончания гражданской войны еще несовместимы. Удивительно, как точно эти старики оперируют фактами. Снимок Капы служит поводом для бурной дискуссии о прошлом. «Я знаю кое-кого, кто знает о нем!» — воскликнул один. — «Тот, на снимке, это Федерико Пейнадо Сил ьвериа». Чуть позже кто-то приводит его двоюродного брата — он тоже уже глубокий старик. Несколько недоверчиво он рассматривает фото, удивленный тем, что спустя столько времени это еще может кого-то интересовать. Неожиданно собравшаяся группа ветеранов пришла к единому мнению: «Это Федерико». Вот это сюрприз! Мы напали на след?

Группа ополченцев из Обехо отправилась тогда на фронт и окопалась у Серро Муриано. Как рассказывали, при чистке оружия произошел выстрел, и Мануэль был смертельно ранен.

Значит, несчастный случай в собственных рядах? Пенсионеры уверены: «Да, конечно. Это он!»

Мы не вполне уверены и находим на месте другого осведомленного человека. Тогда он был так близко к месту происшествия, как едва ли кто-то другой: «Снимок аутентичен», — подтверждает Марио Бротоне. Сам он сражался на стороне левых против Франко и в тот самый день, 5 сентября, был в Серро Муриано. Бротоне вспоминает, что даже носил такой же подсумок, как и «неизвестный погибший».

Он видел Роберта Капу, фотографировавшего своей «Лейкой», в то время как ополченцы находились под обстрелом. После войны Марио Бротоне провел собственное расследование. В тот сентябрьский день были ранены многие ополченцы. Однако в военных архивах Саламанки и Мадрида числится один-единственный убитый — Федерико Боррель Гарсиа. Ему было тогда 24 года, в 1936 г. для фронта под Кордовой он собрал отряд из 300 фанатичных, но неопытных республиканских ополченцев. Через несколько недель он был застрелен фалангистами Франко. Тот Федерико Борель Гарсиа, по всей вероятности, и есть мужчина на снимке, «испанский солдат правительственных войск» Роберта Капы.

«Они увидели, что Федерико вскинул руки вверх и сразу рухнул на землю, получив пулю в голову».

Федерико Борель был известен в Алькое также как «эль Тайно», анархист и борец за республику. Он недавно влюбился и хотел жениться на своей подруге Марине, рассказывает жена его брата: «Федерико уже сшил себе свадебный костюм. Все говорили: “Твой костюм принесли, примерь, как он сидит”». Па это жених ответил: “Когда я в следующий раз приеду домой, я его надену”. Он ни разу не примерил свой костюм. Он больше не вернулся домой», — говорит Мария Сегура Пичер.

Федерико Борель умер на холме у Серро Муриано. Где его могила, никто точно не знает. «Когда мой муж после боев вернулся домой, он сказал: “Мой брат мертв”». Поиски тела не дали результата, для семьи это травма. «Когда потом умирал кто-нибудь из членов семьи, мы говорили: “Мы хотя бы знаем, где он похоронен”». Мария Сегура Пичер то и дело берет в руки фотографию: «Этот снимок для меня очень важен. Он отчасти восстанавливает справедливость, не только в отношении Федерико, но и для всех других солдат, которые пожертвовали жизнью за идею свободы».