Персиваль Элгуд - Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Возможно, это предположение может частично служить объяснением позиции, которую занимала Клеопатра в течение недель, предшествовавших битве при Акциуме. В сочинениях античных авторов об этом ничего не сказано, но, возможно, тогда Клеопатра хотела вернуться в Александрию и увезти с собой Антония. Выполнить эту задачу было сложно. Антоний оставался солдатом и считал дезертирство перед лицом врага отвратительным преступлением. Тем не менее, судя по тому, чем все закончилось, Клеопатра, должно быть, мягко, но решительно настаивала на своем, упрекая мужа в трусости и недальновидности.

Царица планировала стратегический отход. Часть армии должна была остаться в Греции для решения жизненно важных вопросов гарнизона, а флот – в водах Эпира, чтобы прикрывать береговую линию, тогда как основному контингенту войск следовало вновь пересечь Геллеспонт и занять Сирию. Кроме того, Клеопатра предполагала, что по возвращении в Александрию Антоний сможет спокойно подумать о завоевании Парфии. Захватив Парфию, он распространит свою власть на весь Восток и, опираясь на столь обширные ресурсы, сможет с уверенностью в победе атаковать Октавиана в Италии. Возможно, она сделала подобное предложение, и Антоний в общих чертах его принял. Воспоминания о недавней катастрофе в Парфии, очевидно, были еще свежими, и перспектива стереть их с помощью нового похода подкрепила доводы Клеопатры.

Однако Антоний обещал лишь рассмотреть это предложение и все еще не принял решение, когда сообщения о том, что Октавиан сосредотачивает войска и транспорт у Брундизия, чтобы пересечь Адриатику, вынудили его переместить свою штаб-квартиру из Афин в Патры и поторопиться с возвращением сил из Малой Азии. Некоторые из них были слишком далеко, чтобы услышать призыв вовремя, другие задержались в пути. Тем не менее он мог рассчитывать на грозную армию, собранную со всех уголков азиатских владений, устрашающие, хоть и разнородные силы, возможно состоявшие из 100-тысячных конницы и пехоты, мощь которых была бы больше, если бы Антоний не оставил позади себя столько легионов. Четыре или пять из них потребовались для защиты гарнизона между Египтом и Киренаикой, в Сирии остались еще три, в Малой Азии – еще полдюжины. Подобное прискорбно неправильное использование людей можно объяснить, только предположив, что Антоний больше думал о безопасности путей сообщения с Египтом, чем о захвате Италии.

Его морская стратегия не была более разумной. У него были все основания полагать, что его флот превосходит любой, собранный Октавианом. Но вместо того, чтобы держать корабли в море в целях предотвращения объединения эскадры противника, базировавшейся на Коркире (Корфу), и вражеских кораблей, охранявших армию Октавиана в Адриатике, он безрассудно позволил своему адмиралу укрыться в заливе Арта, закрытой гавани в Эпире. Там флоту, несомненно, не грозило нападение; с другой стороны, поскольку в открытое море можно было попасть только через узкий пролив, предприимчивый враг вполне был способен нейтрализовать корабли.

Агриппа, флотоводец Октавиана, находившийся на Коркире, более четко понимал, как использовать флот. На протяжении зимы 32/31 г. до н. э. он патрулировал побережье и следил за врагом, стоящим в Арте. В течение этих месяцев ни одно судно не попало в залив и не было выпущено из него, и блокада была настолько плотной, что весной Октавиан незаметно проскользнул по морю, высадил войска и спокойно занял возвышенность к северу от залива. Одновременно Агриппа поднял весь свой флот, и задуманное Октавианом объединение войск, в котором сомневалась Клеопатра, завершилось прежде, чем Антоний, попусту тративший время в Патрах, успел опомниться.

Это подвергало опасности находящийся в Арте флот, и Антоний ускорил создание группировки войск на суше. Он крайне нуждался в солдатах, поскольку с помощью кораблей вряд ли было возможно что-то предпринять, а некоторые из них вообще не могли выйти в море. Во время долгой зимы дисциплина на борту сильно ухудшилась. Экипажи дезертировали полным составом, суда нуждались в капитальном ремонте, запасов не хватало. Агриппа, с другой стороны, хорошо служил своему господину. Он держал корабли в боевой готовности, а офицеры и экипажи страстно желали ударить по врагу. Но Октавиан был осторожен. Море оставалось его единственным путем сообщения с Италией, и он, опасаясь возможности лишиться этого пути, оставил инициативу врагу.

Такова была ситуация, когда Антоний и Клеопатра, прибыв на линию фронта, разбили лагерь на мысе Акциум на южном берегу пролива, соединяющего море и залив. Первая цель Антония была вполне очевидна. Пока враг располагался на дальней стороне пролива, безопасность стоящего на якоре в заливе флота находилась под угрозой, и, как только Антоний почувствовал в себе достаточно сил для того, чтобы выбить Октавиана с занимаемой им позиции, он пересек пролив и напал на своего противника. Но последний был к этому готов. Он укрепил свой лагерь, и, хотя передовые оборонительные сооружения были снесены, оборона выстояла. Короче говоря, нападение потерпело неудачу, и Антоний в отчаянии отступил к мысу Акциум.

Это была серьезная ошибка, причиной которой стали стратегические просчеты, допущенные Антонием. Как продемонстрировали его действия во время Парфянской кампании, он был второразрядным командиром, склонным колебаться, когда необходима решительность, и действовать, когда требуется выжидать. Его мужество было неоспоримо, а вот лидерские качества вызывали сомнения. Как только его флот вошел в залив Арта, он должен был обезопасить оба берега ведущего в него пролива и не подпустить врага. Жажда удовольствий стала для Антония фатальной, уничтожив его военный инстинкт. Два лета в Эфесе и на Самосе и зима в Афинах были потрачены впустую на легкомысленные развлечения, и теперь ему предстояло понести тяжелую расплату за эту глупость.

Антоний был виноват и в выборе для расположения лагеря мыса Акциум. В летние месяцы это было неподходящее место для многочисленного войска. Данная местность была опасной, лишенной растительности, там быстро распространялась малярия; провизия заканчивалась, и люди рассеялись, чтобы избежать голода. Октавиану приходилось не лучше: его войска на берегу также испытывали нехватку продовольствия, а экипажи судов в море были утомлены непрерывным патрулированием.

Ситуация фактически заходила в тупик; очевидно, нужно было что-то предпринять, чтобы положить этому конец. Возможно, именно тогда Клеопатра снова заговорила о том, что было бы мудро отозвать армию и поставить флоту задачу продолжать сдерживать Октавиана. Превосходящие числом и размером корабли Антония в худшем случае должны были суметь выполнить эту задачу, а в лучшем – уничтожить противника в ходе морского сражения. Аргумент был весомым, и, побежденный настойчивостью Клеопатры, Антоний сдался. На военном совете он объявил, что намерен дать бой врагу в море. «Я решил, – воскликнул он, – начать с кораблей, которые значительно превосходят вражеские, так что после победы мы сможем одолеть и их пехоту».