Персиваль Элгуд - Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Церемония состоялась зимой 37/36 г. до н. э. Медовый месяц продлился недолго: Клеопатра захотела посетить свои новые владения, а Антоний готовился к предстоящей кампании в Парфии. Весной он отправился к Евфрату. Клеопатра сопровождала его до Зеугмы, а затем повернула назад: она снова ждала ребенка и решила вернуться в Александрию. Но сначала она намеревалась посетить Иерихон и Трансиорданию, бывшие ценными источниками дохода, но расположенные слишком далеко для того, чтобы получать с них прибыль напрямую – находясь в Александрии. Поэтому Клеопатра решила сдать внаем битумные месторождения второй правителю Набатейского царства Малиху, а бальзаминовые и пальмовые плантации первой – иерусалимскому царю Ироду. Договориться с последним было непросто. Но Клеопатра умела постоять за себя в присутствии любого правителя, независимо от того, кем он был – иудеем или язычником, и, возможно, те 200 талантов, которые он в конце концов предложил, а она приняла, были справедливой арендной платой.

Ситуация в Парфии грозила катастрофой. Антоний слишком спешил: он потерял осадные машины еще в начале кампании, а армянский царь Артавазд, бывший его союзником, бежал. Чем дальше продвигались римские легионы, тем с бо́льшими трудностями они вынуждены были сталкиваться. За каждый метр земли им приходилось упорно бороться. Лучники и конница врага крепко держали фланги и тыл; голод и болезни проредили ряды. Антоний с неохотой отдал сигнал к отступлению, вскоре едва не переросшему в поражение. Весь этот ужас закончился только в Финикии. Там выжившие нашли убежище от преследования, а Клеопатра встретила Антония с обмундированием и деньгами.

Римлянин потерял половину своей армии, но не надежду – несчастье никогда не повергало Антония в уныние. Он призвал новых новобранцев и заговорил о кровавой мести. Клеопатра напрасно убеждала супруга, что его настоящим врагом является Октавиан, что Рим возложит на него ответственность за обернувшийся катастрофой парфянский поход. Антоний не слушал ее. Он согласился лишь провести лето в Александрии и оставался в Египте до тех пор, пока не услышал, что Октавия с подкреплением и припасами прибыла в Афины. У Клеопатры появилась возможность одержать победу над этой женщиной. Она была согласна отпустить Антония, чтобы он исправил ситуацию в Парфии, но не хотела, чтобы он встречался в Греции с Октавией. В итоге в Афины прибыло лишь письмо от Антония с требованием вернуться в Рим. Клеопатра оказывала на него более сильное, чем Октавия, влияние.

Антоний пересмотрел свою стратегию: он решил проникнуть в Парфию с севера, с территории Армении, а не с запада. Но он не смог даже покинуть пределы первого из этих двух государств. Когда он собирался выступить в Парфию, его настигло зловещее послание из Александрии. Римляне отреклись от него и, несмотря на завоевание Армении, осудили, назвав врагом Республики. Эта новость оказалась неожиданной, но Антоний не сомневался в ее подлинности. Октавиан вряд ли мог проявить к нему милость, да и беспечный Антоний не хотел от бывшего союзника милосердия и не рассчитывал на него. Антоний решил, что, если этот юнец желает войны, ему нужно только попросить. Тем не менее новость произвела на Антония впечатление, и он прервал поход и вернулся в Александрию, чтобы подготовиться к предстоящему конфликту.

В город римлянин снова вошел в октябре 34 г. до н. э. Клеопатра ждала супруга у Солнечных ворот, и пара прошла по улицам в гимнасий, заполненный зрителями. Там Антоний и Клеопатра сели на два золотых трона, установленные на серебряной платформе. Ниже стояли еще два трона, на которых разместились Цезарион и старшие дети Антония и Клеопатры. За спинами царской четы стояли несчастный армянский царь Артавазд и его офицеры, ставшие военнопленными.

Глашатай призвал зрителей к тишине, и Антоний отчетливо зачитал свое завещание. Публика, склонив головы, слушала его слова о том, как он планирует разделить египетскую державу. Клеопатре и Цезариону, становившемуся ее соправителем, отошли Египет, Кипр и Келесирия; Александру, старшему сыну Антония, прозванному Гелиосом, – Армения, Мидия и Парфия (когда последняя будет завоевана). Младшему сыну, последнему из их с Клеопатрой совместных детей, названному Птолемеем Филадельфом, достались Финикия, Сирия и Киликия, а дочь Селена в качестве приданого получала Ливию и Киренаику. Он назвал обоих мальчиков царями царей и велел им выразить почтение матери. Дети, старший и младший, одетые в парфянское и македонское одеяния соответственно, увенчали свои головы диадемами, встали с тронов и поклонились. Глашатай снова потребовал тишины. Затем Антоний призвал жителей Александрии засвидетельствовать, что Клеопатра – законная жена Цезаря, а Цезарион как их законнорожденный сын – наследник египетского престола.

Римляне, уже оскорбленные новостями о двоеженстве Антония, еще больше возмутились, услышав о разделе территории, завоеванной во имя Республики. Язвительные письма Октавиана не сгладили ситуацию. Он обвинил Антония в том, что тот бросил Октавию, является любовником восточной женщины, пытается приобщиться к достижениям Цезаря. В своем ответе Антоний был краток: он написал, что Клеопатра – его жена, а не любовница, и напомнил, что все еще ждет четырех легионов, обещанных Октавианом в Та-ренте. Вслед за этим он предложил сенату одобрить его действия и решения, обязуясь сложить с себя полномочия триумвира, если Октавиан также сделает это. Возможно, бывшие тогда консулами Соссий и Агенобарб, оба сторонники Антония, не посмели зачитать письмо сенату, и, конечно, им наверняка было трудно защищать союз Антония с Клеопатрой, но так или иначе его содержание стало известно, и италийцы осознали, что наступил момент, когда каждому нужно выбирать между Октавианом и Антонием. Понимая это, Соссий и Агенобарб (а с ними и некоторые сенаторы) присоединились к Антонию в Эфесе.

Теперь ничто не могло предотвратить войну, и пребывавшие летом 33 г. до н. э. в Эфесе Антоний и Клеопатра не скрывали своих намерений. Для того чтобы обеспечить средства на ведение войны, а именно флот из 200 кораблей, военную казну в 20 тысяч талантов и запас зерна на двенадцать месяцев, у египтян отобрали почти все. Антоний предвкушал грядущую борьбу за превосходство, а Клеопатра была настолько уверена в успехе, что предваряла теперь каждое решение заявлением «так же верно, как и то, что я буду вершить правосудие на Капитолийском холме». На этот раз она заблуждалась. Возможно, Рим был слишком маленьким, чтобы вместить и Антония и Октавиана, но ее вера в то, что звезда последнего погаснет первой, была необоснованной. Царица не учла того, что италийцы давно и всем сердцем ненавидели ее.