Эрих Керн - Измена Германии. Шпионы и саботажники против собственного отечества

Рихард Зорге в Токио

В 1931 году он окончательно покинул Германию. Он эмигрировал сначала в Сан-Франциско, оттуда в 1933 году переехал в Токио, где поселился как корреспондент различных газет, среди них «Франкфуртской газеты» («Frankfurter Zeitung») и официального DNB (Немецкое информационное бюро). Скоро Зорге стали считать в немецкой колонии Токио «сумасбродным парнем», пьянки которого стали так же знамениты, как его интрижки с женщинами и безумные гонки на мотоцикле.

Он очень быстро сдружился с военным атташе немецкого посольства Ойгеном Оттом. Отт был вытолкнут на эту должность в Токио министерством иностранных дел, так как у него в Берлине возникли проблемы с Гестапо из-за своих антиправительственных высказываний.

С Оттом Зорге мог говорить откровенно. Дружба их также сохранилась, когда Отт, наконец, стал послом. Маргрет Бовери очень трезво описывает ситуацию, которая господствовала в большинстве немецких заграничных представительств во времена Третьего Рейха: «Лишь очень немногие сотрудники министерства иностранных дел и, вероятно, едва ли одна треть заграничных корреспондентов были национал-социалистами. Был ли кто-то членом партии или нет, это играло относительно незначительную роль при различении, и было скорее признаком мужества или ловкости, с которой отдельный человек мог сопротивляться сильному давлению, заставлявшему вступить в партию. Между собой, не только в самом тесном кругу, они беседовали вполне открыто — самое большее новоприбывшего предупреждали о том, каких людей — будь то ландесгруппенляйтер или сотрудник СД — ему следовало опасаться».

Ойген Отт

Только так было возможно, что этот известный полиции коммунист Зорге, которого уже во времена Веймарской республики подозревали в шпионаже в пользу Москвы в Скандинавии, в 1939 году, с началом войны, получил должность представителя «Немецкой службы», официальной немецкой информационной службы, в Японии.

С этого мгновения доктор Рихард Зорге был самым усердным сотрудником посольства Германии в Токио. Ежедневно его уже в 5.30 можно было видеть в посольстве, где он внимательно читал все радиограммы и другую информацию из Берлина. Затем он составлял информационные сообщения для «Немецкой службы» и обычно завтракал с послом Оттом, обсуждал с ним все новости, и таким путем узнавал все важные сообщения, которые поступали в посольство. У него был свободный доступ во все помещения посольства Германии, и для него не было тайн в немецком посольстве в Токио.

Никто не догадывался, что доктор Рихард Зорге потихоньку сформировал в Токио разведывательную группу, которая весь полученный ею материал по радио отправляла Четвертому управлению Красной армии. Группа имела кодовое обозначение «Hirse» («Просо»). Казначей Зорге, обученный в России немец-радист по фамилии Клаузен, установил свою радиостанцию на маленькую яхту, которая все время меняла свое местоположение.

Основными источниками Зорге были наряду с немецким послом Оттом представитель информационного агентства HAVAS югослав Бранко Вукелич и японцы Хоцуми Одзаки и Ётоку Мияги. Оба японца были убежденными коммунистами, которые умело маскировались. Одзаки был кем-то вроде секретаря и доверенного лица японского главы правительства князя Коноэ. Художник Мияги получал свою информацию через секретаря генерала Угаки, который был министром иностранных дел в правительстве Коноэ, и поставлял материал о японской армии.

Бранко Вукелич

Хоцуми Одзаки

Ётоку Мияги

Таким образом, к Зорге сходилась как вся та информация, которую немецкое министерство иностранных дел посылала в свое важное посольство в Японии, так и та, которую получало японское правительство.

Уже после 20 мая 1941 Зорге приказал Клаузену передать в Москву радиограмму о том, что вскоре предстоит немецкое нападение. Но свое самое судьбоносное донесение Зорге приказал передать по радио в Москву 15 октября 1941 года. Он узнал, что японское правительство не было готово исполнить немецкое желание и из Маньчжурии ударить по Советскому Союзу. Японцы решили нанести удар на юг, атаковать малайские земли, Сингапур и Бирму. Вместе с тем больше не имелось серьезной опасности для Сибири со стороны японской Квантунской армии.

Бывший американский военный атташе в Москве генерал Джон Дин, точный знаток тогдашней ситуации, пишет в своих личных воспоминаниях, что в Маньчжурии к моменту начала немецко-советской войны стояла японская Квантунская армия, которая в целом насчитывала примерно один миллион человек и располагала более чем 18 дивизиями. Японцы, как пишет генерал Дин, в то время намного превосходили советские войска в регионе.

В своих мемуарах, которые вышли под названием «Странный союз» («The Strange Alliance»), Дин пишет:

«Боги войны, должно быть, стояли на стороне западных союзников, когда Япония в дни Ленинграда, Москвы и Сталинграда так и не нарушила пакт о нейтралитете и не атаковала Россию на Дальнем Востоке. Красная армия серьезно ослабила свои войска в Сибири для Сталинградской битвы и оставила восточные провинции висеть перед японцами как спелые сливы. Если бы Япония тогда напала на Россию, то был бы прерван путь снабжения из Америки через Тихий океан, по которому транспортировалось больше половины наших грузов для Советского Союза. Германия смогла бы тогда оставить Африку и все другие вещи, чтобы сконцентрироваться на том, чтобы оттеснять Красную армию дальше на восток. Россия тогда была бы лишена доступа к северным портам и к портам в Персидском заливе. Стоило бы лишь сложиться такой ситуации, как Советский Союз перестал бы быть важным фактором в войне».

До того мгновения, когда в Кремль поступило донесение Зорге, Сталин вопреки уничтожающим ударам, которые немцы уже нанесли Красной армии, все еще не трогал свои сибирские резервы. Он знал, что, если бы японцы вторглись из Маньчжурии в Сибири, Советский Союз оказался бы в наивысшей опасности, если не потерпел бы полное поражение вообще. Но теперь, так как он знал, что он больше не должен был опасаться войны на два фронта, сибирские стрелковые дивизии, которые принадлежали к числу элитных соединений Красной армии, были самыми быстрыми эшелонами переброшены с Дальнего Востока на европейский театр военных действий. В Сибири остались только учебные кадровые части.