Анатолий Терещенко - Обречённый рейх и Россия. Мифы и факты

И вот 1 октября 1946 года была поставлена точка в Нюрнбергском процессе и оглашена резолютивная часть приговора — меры наказания в отношении каждого подсудимого. К главному судье американцу Джеффри Лоуренсу по одному приводили подсудимых. К смертной казни через повешение приговаривались: Герман Геринг, Иоахим фон Риббентроп, Вильгельм Кейтель, Эрнст Кальтенбруннер, Альфред Розенберг, Ганс Франк, Вильгельм Фрик, Юлиус Штрейхер, Фриц Заукель, Артур Зейсс-Инкварт, Альфред Йодль и Мартин Борман (заочно).

Трибунал установил четырехдневный срок подачи ходатайства о помиловании. Из «смертников» этим правом не воспользовался только уже упоминаемый выше Кальтенбруннер, полагавший данную просьбу бессмысленной.

Вечером 15 октября на территорию Нюрнбергской тюрьмы были допущены восемь журналистов: по два от каждой союзной страны: Советского Союза, США, Великобритании и Франции. Кроме корреспондентов от каждой державы присутствовали также переводчик, врач и военный представитель.

Местом приведения приговора стал спортзал тюрьмы, в котором установили три виселицы. Одна была запасной. На эшафот вели 13 ступеней. Под каждой виселицей люк с двумя створками, которые открывались нажатием рычага. Приговоренный нацист падал в отверстие на глубину 2 метра 65 сантиметров.

Пока шли приготовления, начальник тюрьмы, американский полковник Бертон Эндрюс, посетил каждого осужденного и довел до них информацию об отклонении ходатайства о помиловании. После этого наблюдение за осужденными усилилось. Но это не помогло — около 22.45 Герман Геринг отравился при помощи ампулы с ядом.

В 23.45 15 октября приговоренных к казни разбудили. Им предложили последний ужин: сосиски с картофельным пюре или блины с фруктовым салатом.

Процедура началась в час ночи 16 октября. Узникам тюремных камер еще раз зачитывали приговор и, надев наручники, вводили в спортзал. Здесь они поступали в распоряжении двух палачей: американцев Джона Вудза и Джозефа Малты. Кстати, Вудз являлся профессиональным палачом, приведшим в исполнение в США около 350 приговоров.

Первым 13 ступеней преодолел бывший министр иностранных дел Третьего рейха Иоахим фон Риббентроп. Палач накинул петлю из манильской веревки, успешно выдерживавшей груз в 200 килограммов, потом затянул ее на шее до нужного предела. После этого ему разрешили произнести последнее слово. Он выкрикнул: «Всевышний, храни Германию! Пощади душу мою!» Вудз одел на голову Риббентропа черный колпак, священник прочел молитву. Поворот рычага и бывший глава МИД нацистской Германии провалился вниз. Тело оставалось висеть до тех пор, пока медицинские эксперты не констатировали смерть.

Большинство «смертников», по воспоминаниям Бориса Полевого, сохраняли присутствие духа. Верещал только главный барабанщик нацистских идеологов Юлиус Штрейхер. В последнем слове он вскричал: « Теперь к Богу! Большевики и вас когда-нибудь повесят… Адель, моя несчастная жена. Хайль Гитлер! » В отношении жены он был прав — она была несчастлива из-за его частых измен. Знакомые называли его половым разбойником: то сексуальным маньяком, то кроватным ганстером.

Даже с надетым колпаком он продолжал воздавать славу фюреру.

Последним был повешен Артур Зейсс-Инкварт, бывший глава Австрии и рейхсминистр Нидерландов.

С петлей на шее он произнес:

« Надеюсь, что эта казнь будет последней трагедией Второй мировой войны и что случившееся послужит уроком: мир и взаимопонимание должны существовать между народами. Я верю в Германию ».

После этого в зал внесли носилки с трупом Геринга, символически поставив их под виселицей.

В 4 утра 16 октября гробы с телами казненных нацистов погрузили в грузовики и отвезли в Мюнхен, где сожгли их в местном крематории, сказав руководству этого учреждения, что предают огню «14 американских солдат».

На следующий день в официальном коммюнике, подписанном союзниками, кратко сообщалось:

« Тела Германа Геринга вместе с телами преступников, казненных по приговору Международного военного трибунала 16 октября в Нюрнберге, сожжены, и пепел их тайно развеян по ветру ».

А потом, после казни главных военных преступников, открылись двери двух камер во Дворце правосудия в Нюрнберге. Двум заключенным, высоким мужчинам крепкого телосложения, приказали встать и одеться. Ими были Альберт Шпеер и Бальдур фон Ширах. Их по тихим и темноватым коридорам дворца сопровождали вооруженные охранники из армии США. Шум появился тогда, когда они вошли в ярко освещенный зал и прищурились от раздражавших глаза едких паров хлорной извести, которой был побелен пол. Перед ними высилась виселица. Возле нее лежали только что снятые леса. Заключенным приказали помочь разобрать последнюю «рабочую» виселицу, на которой несколько часов тому назад были повешены их нацистские коллеги.

Двое заключенных, не удостоившихся позора быть повешенными, знали, что только отравивший себя рейхсмаршал Герман Геринг и лидер Трудового фронта Роберт Лей, повесившийся с помощью носового платка, перехитрили своих палачей.

Это тот Шпеер, который возглавлял министерство вооружения и боеприпасов и 18 марта 1944 года передал Гитлеру очередную памятную записку, в которой предсказывал «с уверенностью окончательный крах немецкой экономики» в самое ближайшее время и напоминал об обязательстве фюрера «в случае проигранной войны уберечь народ от героического конца».

Шпеер в своем последующем письме к Гитлеру передает суть их разговора таким образом:

« Из Ваших слов, сказанных мне… в тот вечер — если я правильно их понял — ясно и недвусмысленно следовало: если война проиграна, то погибнет и народ. Такова неотвратимость судьбы. Не следует обращать внимание на те основы, которые нужны народу для его примитивнейшей дальнейшей жизни. Напротив, лучше самим разрушить эти вещи. Ибо этот народ показал себя слабым, и будущее теперь принадлежит более сильному восточному народу. Если что и останется после борьбы, так это все равно лишь неполноценные люди, ибо все достойные погибли.

Я был чрезвычайно потрясен этими словами. И когда день спустя прочитал приказ о разрушениях, а вскоре вслед за ним приказ об эвакуации, я увидел в них первые шаги по осуществления этих намерений ».

« Хотя приказ о разрушениях лишал Шпеера власти и отменял все его распоряжения, — писал Иоахим Фест в третьем томе своей книги «Гитлер» , — он ездит в прифронтовые районы и убеждает местные власти в бессмысленности полученных ими приказов. Он дает указание топить в воде взрывчатку и достает для руководителей жизненно важных предприятий автоматы, чтобы те могли защищаться от прибывших команд подрывников ».