Вальтер Скотт - Письма о демонологии и колдовстве

Тем временем (спор-то был о предмете, особенно трудном для понимания) спорящие партии разгорячились и начали называть имена. Боден [201], раздражительный француз, объяснил усердие Вира в защите колдовского племени тем, что магией, дескать, занимался и он сам, и Корнелий Агриппа, а следовательно, у них было сильное желание спасти жизни обвиняемых в том же союзе с Сатаной. Потому они и дали своим противникам обидные прозвища покровителей ведьм и их адвокатов, словно было невозможно для любого самому придерживаться мнения о Нодии, Вире, Скотте и других без помощи дьявола и ведьм.

Оскорбленные столь тяжелыми обвинениями, философы сами потеряли терпение и сразу перешли на оскорбления, в свою очередь называя Бодена, Дельрио [202]и прочих, кто использовал эти аргументы, защитниками ведьм и тому подобными именами, так как поддержка и признание существования преступления, похоже, увеличивают число ведьм и наверняка увеличивают список экзекуций. Но в течение определенного времени перевес в споре был на стороне демонологов, и мы можем кратко рассмотреть случаи, на которых основывались их представления в период преобладающего влияния на общественный разум.

Сначала следует заметить, что Вир, по причине, о которой мы не можем догадаться, вероятно, для того, чтобы показать размах своих каббалистических знаний, представил в своей работе против ведовства запись теории Тритемия [203], скопированную им в библиотеке Корнелия Агриппы. Было подозрительно и само место, где он это нашел, и длинный список ведьм, который там находился, вместе с амулетами для вызова духов и привлечения последних к служению смертным. Все это рассматривалось Боденом как доказательства того, что Вир сам был колдуном, не слишком могущественным, конечно, ибо никакой мало-мальски могущественный колдун не предоставит в распоряжение любого, способного купить книгу, все секреты, знание которых и составляло его капитал в этом деле.

Во-вторых, мы можем заметить, что естественные науки в период, когда Ван Хельмонт, Парацельс [204]и другие начали проникать в их тайны, были по большей части неизвестной, закрытой и плохо определенной областью знаний. Они не позволяли тем, кто трудился на их ниве, давать точный и скрупулезный отчет о своих открытиях, экспериментальных и аналитических, которые обеспечивали бы успех более поздних исследований.

«Естественная магия» — выражение, используемое для обозначения такого феномена, каковой может быть изучен благодаря знанию свойств материи, — столь многого достигла в том, что было, казалось бы, несочетаемо и неопределенно, что искусство химии стало считаться мистическим и возобладало мнение, будто результаты, ныне известные как следствие естественных законов, не могли быть прослежены через различные комбинации даже теми, кто знает сами эффекты. Естественные науки, коротко говоря, были ограничены рядом фантастических и неправильных мнений, главным образом мистического характера. Если, например, отмечалось, что папоротник и ирис никогда не растут рядом, данное обстоятельство вменялось в вину антипатии между этими растениями, пока по прошествии какого-то времени не был выявлен закон природы, согласно которому ирис лучше растет во влажной почве, в то время как папоротник любит суховатую. Люди полностью верили всем атрибутам магического жезла, открытие философского камня ожидалось со дня на день, а электричество, магнетизм и другие замечательные и непонятные явления вовсе не рассматривались как доказательство неразумности этих ожиданий. Пока такие явления не были прослежены до источников, им приписывались воображаемые, часто мистические причины, по аналогии с тем, как в диких, малоизученных странах, согласно сатирику [205],

Такие примеры, когда мистические фантазии брались для экспериментального осмысления, в XVI и XVII веках привели к появлению среди сумрака и сомнений различных разделов натуральной философии. Здравомыслящий доктор Уэбстер, например, дающий определение предполагаемого ведовства, допускает целый ряд несомненных фактов, то бишь мнения, которые наш более опытный век отвергнет как фривольные фантазии — «эффекты излечения ран мазью, накладываемой на оружие, успокоительный порошок, исцеление от различных болезней амулетами или трансплантацией», — все эти чудеса, как он пишет, обвиняя то время, стараются приписать дьяволу (это, конечно, лишнее, поскольку такие вещи не существуют и, следовательно, напрасно стремиться найти за них ответственного). Следовательно, пока противники обычной теории могут наносить самые сильные удары по гипотезе о ведьмах, призывая к здравому смыслу, им самим мешают статьи по философии, которые, как они должны осознавать, оказывают почти такое же глубокое влияние на человеческую доверчивость, как и теории демонологов, против кого они протестуют. Эта ошибка имела двойной отрицательный эффект — и как деградация непосредственной отрасли, где все произошло, и как создание защиты против фальши в других направлениях науки. Рыцари, которые в своей собственной области науки были вынуждены, из-за несовершенства знаний того времени, допускать много мистического и непонятного — те, кто считал вместе с Бэконом, что бородавки могут быть вылечены состраданием; кто думал, как Нейпер [206], что спрятанные сокровища могут быть обнаружены с помощью математики; кто смазывал оружие вместо раны и искал убийц и источники воды с помощью магического жезла, не могли последовательно опровергать веру в ведьм, спор всегда утыкался в невозможность или неверие.

Таковы были обстоятельства, возникшие из-за тщеславия философов и несовершенства науки, которое ослабляло силу призывов к познанию и здравому смыслу, против осуждения ведьм на жестокую смерть за преступления, природа которых в наше время представляется абсолютно несовместимой с природой вещей. Мы не можем сомневаться, что они серьезно страдали в соперничестве, которое велось с гневом и пристрастием, но доброе семя, которое они заложили, осталось в почве целым, готовым дать плоды, едва лишь изменятся обстоятельства, которые сначала задерживали его рост. В следующем письме я рассмотрю причины, которые помогли удалить эти препятствия — кроме того, всегда надо помнить про общее увеличение количества знаний и развитие экспериментальной философии.

Законы о наказаниях за уголовные преступления непопулярны при жестком исполнении. — Ведение дел о ведьмах передано в руки членов специальной комиссии, ad inquirendum. — Судебное преследование за ведовство в последний период Римской империи проводилось не часто и в средние века тоже. — Некоторые случаи, однако, имели место. — Орлеанская дева. — Герцогиня Глостерская. — Ричард III и его обвинение вдовствующей королевы в связях с сатаной. — Но расследование дел против ведьм стало более обычным в конце четырнадцатого столетия. — Обычно они связаны с обвинением в ереси. — Рассказ Монстреле о деле против вальденсов. связан­ ном с колдовством. — Свидетельство Флоримонда по поводу увеличения числа ведьм в его время. — Булла папы Иннокентия VIII. — Различные судебные дела за рубежом в связи с этим строгим законом. — Судилища в Аабуре, учиненные инквизитором де Ланкром и его коллегами. — Волшебное превращение человека в зверя. — Колдуны в Испании, в Швеции, и особенно те, кто арестован в Море .