Вальтер Скотт - Письма о демонологии и колдовстве

Уголовные законы, подобные тем, что были приняты в средние века против ведовства, сначала могли быть встречены с молчаливым одобрением и согласием, хотя более разумная часть публики воспринимала их одновременно с недоверием и обидой, когда наказания стали частыми и неумолимо карающими.

Те законы, которые были направлены против измены, не были исключением. Каждое думающее правительство будет стараться сократить это господство ужаса, который необходим для раскрытия заговоров или подавления мятежа. Им не следует ждать, пока голос нации позовет их, как Меценат Августа: «Surge tandem, camifex!» ( «Вставай же, мучитель»!) Удивительно, как часто в совершенно различных странах в отдельные периоды истории случались эпидемии страха перед ведьмами. Поскольку страх всегда жесток и легковерен, общество заливали морями крови невинных, и люди одинаково ненавидели кровь, наглотавшись ее, и из естественного для человека благоразумия желали отменить или ограничить те законы, которые явились причиной этой ужасной бойни, чтобы потомство не могло иметь ни желания, ни средств оказаться замешанным в подобных эксцессах. Короткий обзор положения в зарубежных странах, перед тем как мы перейдем к Британским островам и их колониям, докажет нам правоту этого заявления.

В католических странах на континенте разные королевства легко приняли часть гражданских законов, объявляющих колдунов и ведьм мятежниками против Бога и подстрекателями к бунту в империи. Они считались заслуживающими наказания как по церковному, так и по гражданскому закону, потому комиссии инквизиции были специально усилены, чтобы очищать землю от ведьм и от тех, кто общается с духами близких или в других отношениях попадает под запрет церкви, так же как еретики, которые распространяли или поддерживали ложную доктрину. Специальные судебные распоряжения представлялись время от времени таким инквизиторам и направляли их стопы в те провинции Германии, Франции или Италии, где какое-то сообщение, касающееся колдунов или магов, тревожило общественное сознание; эти миссионеры, гордые возложенным на них доверием, думали, как приложить максимальные усилия, чтобы мягкость допросов и строгость пыток, которые они применяли, могли вытянуть истину из всех подозреваемых, — вплоть до того, что превратить провинцию, где они проводили свое судилище, в пустыню, из которой исчезли все жители. Невозможно было бы поверить в пределы этих заблуждений, если бы некоторые из инквизиторов сами не сообщали о своих судебных подвигах: та же рука, которая подписывала приговор, описывала и казнь. В более ранний период существования римской церкви ведовство упоминается часто, и наказание смертью предусматривалось для тех, кто считался виновным в смерти других с помощью ведовства или пытался фальшивыми пророчествами или как-то иначе, под предлогом консультации с миром духов, произвести какие-то изменения в государстве. Но оказалось, что не общее обвинение самого ведовства в том, что оно — союз с врагом человечества — или отказ от Бога и преступление sui generis ( единственное в своём роде), действовали до последнего периода XVI века, когда папство достигло своего высочайшего уровня мощи и разложения.

Влияние церковных деятелей в ранние времена укрепилось, и они достаточно преуспели, устраивая мнимые чудеса, продолжая пользоваться слепым почитанием людей, а не раздражать других и утомляться самим секретными исследованиями в загадочных и мистических областях, в которые, вероятно, самые высокопоставленные и более образованные члены клерикального общества так мало верили в то время, как делают сейчас. Имелся ли в округе минеральный источник, известный своими исцелениями, огромный дуб или почитаемая всеми гора, которые за красоту и местоположение пользовались традиционным поклонением, отцы римской церкви вели жесткую политику на «искоренение» таких удивительных мест или представляли их исключительно как места встречи ведьм или злых духов. Напротив, приписывая достоинства источников или красоту дерева покровительству святого, они приобретали, как это и было, для укрепления своей доктрины пограничную крепость, которую защищали от врага и которую по крайней мере не было нужды срывать — снабди гарнизоном и обороняй.

Таким образом, церковь закрепила владение многими красивыми участками местности, как сказал мистер Уайтфилд, «из зависти к дьяволу за его монополию на все прекрасные мелодии». Конечно, политика проводилась не везде одинаково. История знаменитой Жанны д’Арк, названной Орлеанской Девой, сохраняет память о подобном обычае, в этом случае, обращенном во вред бедной женщине, которая его соблюдала.

Хорошо известно, что эта несчастная женщина попала в руки англичан после того, как своей смелостью и энтузиазмом она вдохнула мужество в армию французов и возродила в них надежду сделать свою страну более свободной. Английские простолюдины считали ее ведьмой, французы — воодушевленной на подвиги героиней, в то время как мудрецы с обеих сторонах не считали ее ни тем и ни другим, разве что лишь инструментом, на котором наигрывал знаменитый Дюнуа [207].

Герцог Бедфордский, когда родившаяся под несчастной звездой Жанна попала ему в руки, лишил девушку жизни, чтобы обесчестить ее память и разрушить репутацию, которую она приобрела среди французов. Обычный прием, хотя Жанну осудили и парламент Бордо, и Университет Парижа. В ее обвинительном акте говорилось о том, что она часто ходила к дубу и к бьющему из-под него источнику, названному «Обреченный», или Дуб Фей в Бурлемонте. Было заявлено, что она ходила сюда во время божественной службы, танцевала, скакала, кривляясь, вокруг дерева и источника, вешала на ветки венки и гирлянды цветов, собранные для этой цели, оживляла, без сомнения, заброшенное языческое капище, которое в древние времена существовало на этом самом месте и было посвящено Genius Loci ( Гениям места) [208]. Волшебный меч и счастливое знамя, которые она представила как знаки своей святой миссии, были в этом обвинении объявлены заколдованными орудиями, придуманными, чтобы обеспечить ей временный успех, и услужливо поднесенными ей демонами и феями, которым она поклонялась. Смерть невинной, возвышенной и, может быть, милой энтузиастки ( подвижницы) была не приношением суеверному страху перед колдовством, но жестоким примером безнравственной политики, смешанной с ревностью и ненавистью между народами. К тому же самому случаю примерно в то же самое время мы можем отнести суд над герцогиней Глостерской, женой доброго герцога Хамфри, обвиненной в сообщничестве с ведьмами и в доведении до смерти племянника ее мужа, Генриха VI. Герцогиня была приговорена к епитимье и потом выслана на остров Мэн, а некоторые из ее сообщников умерли в тюрьме или были казнены. Но и в этом примере приписываемое жертве ведовство было только кажущейся причиной процедуры, которая имела реальный источник в глубокой ненависти между герцогом Глостерским и кардиналом Бофортом, его сводным братом.