Вальтер Скотт - Письма о демонологии и колдовстве

После такого крупного надувательства он ограничился мелкими пакостями, чтобы воспрепятствовать приближающейся передаче признавшихся в суд, который был более легким, так как некоторые из них могли говорить на баскском языке.

Недостаток места не позволяет детально объяснить тот остроумный метод, с помощью которого ученый советник де Ланкр объясняет, почему округ Лабур был особенно подвержен эпидемии ведовства. Главная причина, видимо, состояла в том, что это горный район, чистый, пограничная область, где все мужчины ловят рыбу, а женщины курят табак и носят короткие нижние юбки. Человеку, который в таком самонадеянном и причудливом состоянии духа составил громадный том a quarto ( в четверть листа), полный величайшего абсурда и самого большого цинизма, когда-либо выраженных на бумаге, была оказана милость христианнейшего монарха: он получил самую полную власть, какую только можно было продемонстрировать на этих бедных людях, и мог с таким же величайшим благоразумием направить прожорливого волка на беззащитное стадо, для которого это животное было естественным врагом, а они его естественной добычей. Священник, как и крестьянин, попадал под подозрение этой жестокой комиссии, и де Ланкр пишет с большим самодовольством, что обвиняемые доставлялись на судебное разбирательство по сорок человек в день; шанс спастись был невелик — ведь предубежденные судьи слышали доказательства невиновности только через переводчика. Понимающий читатель может легко это себе представить. Среди других крупных нарушений самых обычных правил можно отметить, что обвиняемые в своих признаниях противоречили друг другу при каждом случае, касающемся описания сказочного дворца, в котором, как считалось, они собирались и где председательствовал дьявол. Все говорили о позолоченном троне, но кто-то видел ужасного дикого козла, кто-то уродливого человека, распростертого, словно под пыткой, некоторые, с лучшим вкусом, замечали огромную расплывшуюся фигуру, напоминающую разбухший древесный ствол вроде тех, что находят иногда в древних чащобах. Но де Ланкр был не «Даниил, пришедший судить» [212], и несовпадение свидетельств, которое спасло жизнь и доброе имя Сусанны, не помогло колдунам Аабура.

В книге де Ланкра встречаются примеры судебных разбирательств и осуждения людей, обвиняемых в преступном превращении человека в зверя, то есть в суеверии, которое было распространено главным образом во Франции, но встречалось и в других странах и является предметом большого спора между Виром, Ноде, Скотом, с одной стороны, и их противниками-демонологами — с другой. «Идея,— говорила одна партия,— состояла в том, что человек при помощи колдовства приобретает возможность перекидываться в волка и в этом состоянии, будучи во власти наваждения, производит опустошение среди стад, убивая и калеча в количестве, намного большем, чем изображаемый им волк мог бы сожрать». Более недоверчивые ученые не допускали настоящего превращения, с заколдованной шкурой волка (которая в некоторых случаях, как предполагается, помогала метаморфозе) или без нее, и утверждали, что ликантропия есть только как ужасная разновидность болезни, меланхолическое состояние ума, нарушаемое случайными приступами безумия, при котором пациент представляет себе, что он совершил разрушения, в которых его обвиняют.

Один такой человек, простой юноша, допрошенный в Безансоне, представился слугой йомена, Хозяина Леса — так он называл своего господина, которого судили за то, что он дьявол. Он был по воле своего хозяина превращен в волка и вел себя соответствующим образом.

Его сопровождал еще более крупный волк, которым, как он предполагал, был сам Хозяин Леса. «Эти волки, — сказал он,— опустошали стада и душили собак, встававших на их защиту. Если они теряли друг друга из виду, он выл, как зверь, чтобы позвать своего товарища разделить с ним добычу, если же тот не приходил на сигнал, то закапывал добычу как можно лучше». Таково было общее расследование этого дела господами Эспанелем и де Ланкром. Много подобных сцен происходило во Франции, пока при Людовике XIV не был издан вердикт, отменяющий расследование случаев ведовства, после чего о самом преступлении больше не слыхали [213].

Пока дух суеверия творил такие ужасы во Франции, и в других странах Европы дело обстояло не менее ужасно. В Испании, в частности, долгое время в резиденции мавров, глубоко верующих во все фантазии ведовства, в добрых и злых гениев, в заклинания, в талисманы, ревностные и преданные старые христиане приказали вести тщательные поиски ведьм, а также еретиков, тайных иудеев и магометан. Известно, что в былые времена, когда в Испании династия мавров доживала последние дни, в Тобосе была школа для изучения, как говорилось, магии, но больше, вероятно, химии, алгебры и других наук, которые были неправильно поняты невежественными людьми и неверно истолковывались даже теми, кто изучал их и, как казалось, считался связанным с черной магией или, по крайней мере с магией природной. Задача инквизиции заключалась в том, чтобы такие занятия не бросали тени на католицизм; и их труды стоили столько же крови пострадавшим по обвинению в ведовстве и магии, как и по обвинению в ереси и тайном исповедании других религий.

Даже более спокойные народы Европы были подвержены той же эпидемии ужаса перед ведовством, и образец этого был продемонстрирован в такой умеренной стране, как Швеция, примерно в середине прошлого века. Отчет об этом случае, переведенный на английский язык уважаемым священнослужителем доктором Хорнеком, вызвал всеобщее удивление тем, как целый народ мог быть обманут до такой степени, что было пролито столько крови и допущено столько жестокости и несправедливости из-за безобразных нелепиц, распространяемых кучкой лживых детишек, бывших в данном случае и актерами, и зрителями. Грустная истина, что «сердце человека доверчиво сверх всякой меры и ужасно безнравственно», ничем не доказывается так сильно, как искаженным смыслом демонстрируемой детьми «святости». И джентльмены, и масса простых людей по мере взросления обучаются презирать и избегать фальшь, первые из гордости, сохранившейся со дней рыцарства и толкующей, что ложь — смертельная угроза чести, другие — из понимания необходимости вхождения в общее течение общественной жизни и во имя признания правоты поговорки «честность — лучшая политика». Но все это требует привычки размышлять. Ребенок не имеет естественной любви к правде, как это поняли на своем опыте все, кто имел близкое знакомство с самыми юными. Если ребенок кого-то ударил, пока он еще едва умеет говорить, первыми словами, которые он выдавит из себя, будет ложь с извинениями. Или все наоборот: искушение привлечь внимание, удовольствие от наслаждения собственной важностью, желание избежать неприятностей или провести каникулы в любой момент преодолеют правдивость, так слаба она еще у детей. Потому воры и взломщики с незапамятных времен находят средства привлекать детей, которые полезны в их тайных делах, а также уклоняются от правосудия с не меньшим проворством, чем более опытные мошенники.