Вальтер Скотт - Письма о демонологии и колдовстве

Но хотя отдельные лица английской церкви могли быть в некоторых случаях справедливо обвинены во впадении в печальнейшие ошибки там, где ошибки столь обычны, нужно допустить, что самые строгие из законов против колдовства возникли при шотландском короле на английском престоле и что только значительное преследование колдунов, начавшееся вслед за изданным им законом, случилось во время гражданских войн, когда кальвинисты получили на короткий период преобладающее влияние в парламенте. Иаков пришел вслед за Елизаветой на фоне больших ожиданий со стороны народа, который, кроме общего удовлетворения от перехода под управление короля, был горд его знанием книг и языков и предполагал, естественно, хотя и неблагоразумно, вознаградить короля предоставлением ему права судопроизводства в тех областях, какие его интересовали. К несчастью, кроме самой безвредной прихоти стать подмастерьем в поэтическом искусстве, в котором пострадавшими были только слова и цифры, монарх составлял основательную работу по демонологии, охватывавшую в полном объеме самые абсурдные заблуждения людей. Он считал свою корону и жизнь нацеленными на верных рабов Сатаны. Несколько человек были казнены за попытку отравить его с помощью магических искусств, а неуравновешенный граф Босуэлл, чьи неоднократные покушения на королевскую особу долго пугали Иакова, начал свой путь к мятежу с консультаций с богинями судьбы и предсказателями будущего. Таким образом, король, который своим пером подтвердил, что предполагаемые колдуны являются прямыми врагами Бога, король, который, кроме того, на более простых случаях (как с Ворцием ( польским королём)) показал, что он без колебаний бросит свою королевскую власть на весы спора в помощь доводам, весьма естественно использовал свое влияние в том случае, когда это было особенно нужно, чтобы расширить и усилить законы против преступлений, которых он боялся и которые ненавидел.

Английский закон против колдовства, принятый в первый год его правления, соответственно имеет самую специфическую природу, описывая колдовство во всех различных способах и обрядах, в которых, согласно фантазии короля Иакова, это преступление могло бы совершаться, и каждый частный случай был объявлен уголовным преступлением. Это дало намного более широкое поле деятельности для выполнения закона, чем по сравнительно мягким актам Елизаветы. Человек теперь мог быть наказан за занятие колдовством как за воровство или убийство. Примечательно, что в тот же год, когда правоведение скорее приспособилось к страхам и пристрастиям короля, чем выразило свое собственное мнение по поводу этого рокового закона, церковный собор высказал совсем другие настроения. Увидев, к каким нелепостям приводят святую профессию развязные и претенциозные люди, пытаясь выгнать одержимость бесами при болезни, которая излечивается обычными средствами, священники приняли каноническое правило, устанавливающее, что в будущем не должно изгонять дьявола или бесов без позволения епископа, тем самым фактически поставив заслон обильному источнику жульничества среди мирских людей и проявлениям позорной глупости среди церковников более низкого положения.

Новый закон Иакова, однако, не увеличил количество обвинений. Один из самых замечательных прецедентов был спровоцирован джентльменом, ученым классического направления, и поэтом, пишущим красивые стихи, не кем иным, как Эдуардом Фэйрфаксом из Фейстона в Кнаресборогском лесу, переводчика поэмы Тассо «Освобожденный Иерусалим». Вспоминая о его доверчивости в таких вопросах, Коллинз [217]привел следующие элегантные строки:

Как упомянутый выше мистер Трогмортон, мистер Фэйрфакс обвинил шестерых соседей в том, что они мучили его детей припадками необычайного свойства, и в том, что они появлялись перед околдованными в собственном виде в решающий момент этих действий. Принимая это последнее обстоятельство законным доказательством, сложилось важнейшее обвинение, так как оно, согласно идеям демонологов, не могло быть опровергнуто самым явным алиби.

В защиту было сказано, что зачарованный человек не видел настоящего колдуна, чье физическое присутствие должно быть действительно очевидным каждому в помещении, но что свидетельство пострадавших связано с появлением их духа, или призрака, и это считается надежным признаком вины у тех, чья одержимость столь ярко проявилась и кто жаловался и плакал. Отсюда вполне логично вытекает, что видение, или зрительное доказательство, должно было отдать жизнь обвиняемого во власть ипохондрического пациента, или злоумышленника, или мошенника, который утверждал, что видел призрак обвиняемого. Обвинитель наслаждался несчастным положением людей, которых обвинял, и, страшно сказать, роковой приговор выносили, основываясь не на истинности показаний свидетелей, но лишь на воображаемых явлениях.

Так случилось, к счастью для памяти Фэйрфакса, что люди, им обвиненные, были людьми добрыми, а судья оказался умен и так искусно представил дело присяжным, что те вынесли оправдательный вердикт. Известен также случай ланкастерских ведьм (это название запомнили из-за Шедвелла [218], но более — из-за искреннего и заслуженного комплимента красоте женщин этого графства). Возник ли он в ветреной голове злокозненного парнишки, сказать ныне сложно, однако слух было подхвачен и распространялся с несомненно корыстными целями. История была следующая: ланкастерские судебные разбирательства проходили в два цикла, один — в 1613 году, судьи сэр Джеймс Олсем и сэр Эдвард Бромли, чиновники министерства финансов, тогда в Ланкастере судили сразу девятнадцать ведьм; второй — под именованием «Престон в Йорке». Отчет об этом деле написан Томасом Поттсом. Любезный корреспондент прислал мне для ознакомления копию этой любопытной и редкой книги. Главный персонаж драмы — Элизабет Сауссэм, ведьма, по прозвищу Демдайк, сообщение о ней можно найти в книге мистера Роби «Древности Ланкастера», вместе с описанием замка Молкин, места встреч ведьм. Видимо, это далекое графство кишело противниками папства, странствующими священниками и так далее. Приведены несколько заклинаний, в которых упоминаются святые, образуя странный контраст с целью, ради которой заклинания применяли, например для успешного изготовления эля или чего-либо подобного. Публика приписала обвиняемым длинный список убийств, заговоров, заклинаний, несчастных случаев, дьявольских козней и прочих ужасных вещей, «установленных, — говорит редактор,— по допросам и признаниям» и, сказать правду, больше нигде не замеченных. Матушке Демдайк повезло умереть до вынесения приговора. Еще мы имеем рассказ о двух женщинах-дьяволицах по имени Фэнси и Тиб. Интересно, что некоторые несчастные женщины ухитрялись перевести обвинение на других, с кем у них были давние ссоры и чьи признания содержали веские доказательства против всех на свете. Некоторые женщины были признаны невиновными, к большому неудовольствию черни. Таково было первое «издание» о ланкастерских колдуньях.