Вальтер Скотт - Письма о демонологии и колдовстве

В той истории, что приводится ниже, обвинение прослеживается более четко, до корней злодейского заговора. Около 1634 года мальчик по имени Эдмунд Робинсон, чей отец, очень бедный человек, жил в Пендл-Форест, месте, которое считалось населенным колдунами, заявил, что, собирая дикие сливы на одной из полян в лесу, он увидел двух грейхаундов, которые, как он подумал, принадлежали джентльмену, живущему неподалеку. Мальчик также сообщил следующее: увидев, что за собаками никто не идет, он пустил их по следу, но хотя заяц и выскочил, собаки бежать отказались. В тот момент, когда юный Робинсон готов был наказать их прутом, один грейхаунд обернулся госпожой Дикенсон, женой соседа, а другой — маленьким мальчиком. Свидетель утверждал, что матушка Дикенсон предложила ему денег, чтобы он скрыл то, что видел, но он от денег отказался и крикнул: «Нет, вы колдунья!» Видимо, она поняла, что мальчишка будет и вправду рассказывать о том, что видел, поэтому, как королева из арабских сказок, вытащила из кармана уздечку и потрясла ею над головой мальчика, который недавно еще был грейхаундом. Он тут же превратился в скакуна, матушка Дикенсон вскочила на него верхом и посадила Робинсона перед собой. Они приехали в большой дом (или сарай), называвшийся Хоурстоун, в который Эдмунд Робинсон вошел вместе с другими. Там он увидел шесть или семь человек, вытаскивавших на веревках большое количество готового мяса, вместе с кусками масла, чашками с молоком и всем, что могло, согласно детской фантазии, дополнять обычное праздничное угощение. Мальчик показал, что злодеи корчили такие безобразные рожи и выглядели при этом совершенными демонами. Было и еще кое-что в том же духе — к примеру, мальчик видел одну из этих ведьм рядом с дымоходом в доме своего отца. Все это закончилось, когда арестовали около двадцати человек; в результате молодого Робинсона водили по окрестностям от церкви к церкви, чтобы он опознал тех, кого видел на той встрече колдунов. Старший Робинсон, проходивший свидетелем обвинения в деле против ведьм на предыдущем процессе в 1613 году, сопровождал своего сына и, без сомнения, заботился о его и своей выгоде, а сын, вполне вероятно, заботился о том, чтобы не узнать тех, кто сулил ему приличествующее обстоятельствам вознаграждение. «Этого мальчика, — говорит Уэбстер, — привели в церковь Килдвикского прихода, где я был помощником священника, я как раз молился в это время и посмотрел на него, так как он мне помешал». Мистер Уэбстер увидел мальчика и двух очень неприятных людей, «которые,— говорит он,— сопровождали его и всем руководили; я хотел поговорить с мальчиком наедине, но они решительно это запретили. В присутствии множества людей я поставил его около себя и спросил: ’’Милый мальчик, скажи мне правду, ты на самом деле слышал и видел этих колдунов, или тебя подучили оклеветать честных людей”?

Те, кто был с ним, не дали мальчику ответить: мол, его допрашивали мировые судьи и все уже выяснили, и вообще, кто говорит о клевете? Я лишь сказал: ’’Обвинения часто несправедливы”».

Потом, уже в зрелом возрасте, мальчик признал, что его-таки подучили и склонили оговорить невинных — его отец и другие; на деле же в тот день, когда он якобы видел колдунов, он собирал сливы в соседском фруктовом саду.

Приближалось иное время, когда закон против колдовства, и сам по себе достаточно кровавый, толкал на все более жестокие крайности, неведомые прежде англиканской церкви.

Впереди была великая гражданская война, ей предшествовали яростные споры церковных партий. Поспешная и плохо продуманная попытка воздействия на шотландцев с целью добиться от них соглашения с правительством и принять обряды богословов Высокой церкви и строгие преследования в Звездной палате [219]и прерогативных судах обеспечили пресвитерианству популярность в Англии, а поскольку королевская партия во время гражданской войны пришла в упадок, государство же и управление церковью изменились, то увеличилось и влияние кальвинистских богословов. Можно только пожалеть, что строгая мораль и тщательное соблюдение религиозных обрядов все еще оттенялись неколебимой верой в существование ведовства и стремлением усилить официальные наказания против него. Вир считал духовенство слишком ретивым в этом преследовании ведьм: «Ad gravem hanc impietatem, connivent theologi plerique omnes» ( «Богословы в большинстве своем чрезмерно нетерпимы к нечестивцам» (лат.). Но нельзя отрицать, что пресвитерианцы-священники, которых в Шотландии часто назначали членами комиссии Тайного совета для расследования дел о ведовстве, проявляли в таких случаях необычайную степень доверчивости и что тогдашнее временное возвышение этой церкви в Англии было отмечено особенными жестокостями такого рода. Даже заведомо приличные люди, например Калами и Бакстер, должны были поддерживать такие процессы, на которых наглые и жестокие ничтожества, вроде, например, уже упомянутого Мэтью Хопкинса (такие, как он, в те смутные времена принимали самозванно титул охотников за ведьмами и, разъезжая по графствам Эссекс, Сассекс, Норфолк и Хантингтон, делали вид, что ищут ведьм) проводили допросы с неслыханными пытками и заставляли всеми покинутых несчастных признаваться в делах, столь же абсурдных, сколь и невозможных, признание в которых было равносильно лишению жизни. Перед разбором этих дел более подробно, я процитирую слова Бакстера, так как никто не может меньше желать зла благочестивому и совестливому человеку, каким, без сомнения, был этот богослов, несмотря на все его заблуждения и предубеждения: «То, что в 1645 и 1646 годах было отправлено на виселицу много ведьм, широко известно. Мистер Калами бывал с судьями на выездных сессиях по этим делам, слышал признания обвиняемых и видел, что с ними не совершалось никаких мошенничеств или несправедливостей. Я разговаривал со многими понимающими, набожными, учеными и внушающими доверие людьми, которые жили в этих графствах, посещали обвиняемых в тюрьмах и слушали их печальные признания. Среди прочих был повешен старый приходской проповедник по имени Ловис, живший недалеко от Фрамлингема. Он признался в том, что у него было двое бесенят и что один из них всегда подталкивал его на совершение какого-либо злодеяния; однажды он увидел парусный корабль, который бесенок заставил его потопить; он подчинился, и корабль на его глазах погрузился в море».

Мистер Бакстер переходит далее к другой истории — о матери, которая отдала своей дочери бесенка, обернувшегося кротом, и велела держать его в банке около печи, тогда, мол, тебе никогда не придется плакать. Интересно, что в этом отрывке Бакстер называет охотника за ведьмами довольно пренебрежительно — «некто Хопкинс», но все же не осуждает того, кто выследил более сотни ведьм и заставил их признаться в ведовстве. Может быть, ученый-богослов был одним из тех, кто верил, что охотник за ведьмами каким-то образом надул дьявола и подсмотрел его записную книжку, в которую Сатана, себе на память, занес имена всех ведьм в Англии, а Хопкинс ею поживился [220].