Филипп Сэндс - Восточно-западная улица. Происхождение терминов геноцид и преступления против человечества

– Нет. Частью семейной истории был тот факт, что он вырос в ортодоксальной еврейской семье в Польше. Он справлял с нами седер, пел традиционные песни, и это мне нравилось, их мелодии до сих пор звучат в моей голове. Но ни одного существенного разговора о жизни в Польше я не припомню.

– Ни одного?

– Ни разу.

Эли немного помолчал, потом добавил:

– Он был занят, он делал свою работу.

И устало, кротко вздохнул.

«Делая свою работу», Лаутерпахт достиг очередного успеха: в конце 1937 года парень из Жолквы получил престижную кафедру международного права в Кембридже {157} 157 E. Lauterpacht. Life of Hersch Lauterpacht. Р. 82. . В январе 1938 года Лаутерпахт отправился на поезде со станции Кингс-Кросс навстречу новой своей должности и членству в Тринити-колледже. Поздравительные письма прислали ему Кельзен и коллеги по Школе экономики. Горячо поздравил его Филип Ноэль-Бейкер {158} 158 E. Lauterpacht. Life of Hersch Lauterpacht. Р. 88. , а также сэр Уильям Беверидж, ректор Школы, тот самый человек, который помогал устроиться беженцам из Германии и разрабатывал современную систему социального государства.

«Я всегда испытывал глубокую благодарность к вам, – писал Лаутерпахт Бевериджу (речь шла о помощи беженцам-ученым), – и чувствовал сильную привязанность».

На новость о кафедре в Кембридже с гордостью и радостью откликнулся Львов. «Дорогой мой, возлюбленный сын! – писала Дебора. – Тысячу раз благодарю тебя за это счастливое известие» {159} 159 E. Lauterpacht. Life of Hersch Lauterpacht. Р. 86. . Но и в этом письме есть намеки на финансовые трудности: Арон уехал работать в далекий Гданьск. «Не удается нам счастливо жить вместе», – писала мать.

В сентябре Лаутерпахты переехали в Кембридж, в таунхаус на Кранмер-роуд, 6, побольше их прежнего. Эти просторные дома тянулись вдоль тенистой аллеи, у многих имелась собственная подъездная дорожка. Макнейры продали свое жилище младшим друзьям за тысячу восемьсот фунтов. В доме имелись гостиные, столовая, кладовая, отдельная кухня для приготовления пищи. Еда подавалась строго по расписанию – в час дня обед, в семь ужин, – и всех членов семьи призывал к столу медный гонг. Чай – в половине пятого, обычно к нему подавали бисквитный торт «Виктория» из «Фицбиллиз» – местной кондитерской, которая существует в Кембридже и поныне {160} 160 E. Lauterpacht. Life of Hersch Lauterpacht. Р. 424. .

На втором этаже – три спальни, отдельные для мужа, жены и ребенка, а также кабинет Лаутерпахта. Там он работал, частенько включая фоном классическую музыку, сидя в кресле с подлокотниками из ореха за большим обтянутым кожей столом красного дерева.

Окно выходило в сад с яблонями и сливами. Лаутерпахт любил обрезать деревья. Также он мог любоваться своими любимыми цветами – нарциссами, розами и ландышами. Лужайку садовник обязан был не только прополоть, избавив от сорняков, но и обкосить – Лаутерпахт всю жизнь боялся промочить ноги и простудиться, а потому по сырой траве ходил на пятках, задрав носки ботинок и таким образом сокращая контакт с мокрой землей.

– Живописно, – подытожил Эли.

Лаутерпахт получал теперь хорошее жалование, но богатой его семью не назовешь. Меблировка дома была скромной, в первые десять лет отсутствовало центральное отопление. Единственной роскошью, какую Лаутерпахты себе позволили, стала покупка автомобиля за 90 фунтов – подержанного синего «стандард 9 салун», произведенного в Ковентри. Герш оказался нервным водителем, и, как только скорость превышала 50 миль в час, его тревожность зашкаливала.

Перечень других жителей той же улицы отражает новый и разнообразный мир, куда попал Лаутерпахт. Ближайшим соседом, в доме 8, был доктор Брук, священник на пенсии. Дэвид Уинтон Томас, профессор иврита, некогда член сборной Уэльса по регби, жил напротив, в доме 4. Далее, в доме 13, жил сэр Перси Уинфилд, профессор английского права и главный в стране эксперт по истории деликта [10] Деликт – противоправное действие, вторгающееся в личную или имущественную сферу личности и причиняющее ей ущерб. («Уинфилд о деликте», поныне используемое справочное издание, по словам историка Саймона Шамы, раз и навсегда отбило у него интерес к юриспруденции) {161} 161 Times Higher Education Supplement , 5 May 1995. .

Сэр Эрнест Баркер, профессор политологии, жил в доме 17. В ту пору он работал над книгой «Британия и британский народ». Артур Кук, заслуженный профессор классической археологии, занимал дом 19. В доме 23 жил профессор Фрэнк Дебенхэм, географ, первый руководитель Института полярных исследований имени Скотта (в молодости он отправился вместе с Робертом Фальконом Скоттом в ставшую для того последней антарктическую экспедицию, но не принял участие в роковом походе к Южному полюсу, поскольку получил травму, играя в футбол на глубоком снегу) {162} 162 G. P. Walsh. Debenham, Frank (1883–1965) // Australian Dictionary of Biography. 1993. Р. 602. .

Лаутерпахт любил прогуляться пешком до Тринити-колледжа и находившегося поблизости юридического факультета. Он был скрупулезен, большое значение придавал внешнему виду, лекции неизменно читал в темном костюме и мантии и часто надевал свою любимую фетровую шляпу. Однажды в поездке из Гааги в Швейцарию эта любимая шляпа «вылетела из окна и ровно улеглась на обочине» {163} 163 E. Lauterpacht. Life of Hersch Lauterpacht. Р. 85. – событие, которое он счел достаточно важным, чтобы описать его в письме Рахили, а также поведать о том, сколько времени он провел в бюро находок в Лозанне. Шляпа, однако, пропала без следа.

Рахиль еще оставалась в Лондоне, когда ее муж приступил к чтению лекций в Кембридже. Поскольку от излишней скромности он не страдал, первую же свою лекцию счел «вполне красноречивой». Университетская газета Varsity также оценила его как «первоклассного лектора с хорошо отработанной и отшлифованной техникой», который активно и «целесообразно» подкреплял свои слова жестами. Единственным недостатком сочли «взгляд в окно». Другая характерная черта Лаутерпахта показалась авторам статьи загадочной: «Откуда эта легкая улыбка, все время порхающая на губах, о какой неведомой нам шутке он вспоминает?» {164} 164 E. Lauterpacht. Life of Hersch Lauterpacht. Р. 95. Быть может, Лаутерпахт про себя дивился тому, как из Жолквы добрался в итоге до Кембриджа.

В эту идиллическую среду все чаще вторгался грозный, хотя пока еще и отдаленный шум: Германия захватила Судеты, затем напала на Чехословакию. Несомненно, в эту пору Лаутерпахт часто задумывался о судьбе Львова и Жолквы.

Германия напала на Польшу 1 сентября 1939 года. Два дня спустя, воскресным утром, премьер-министр Невилл Чемберлен объявил войну Германии. Лаутерпахты собрались всей семьей в кабинете на Кранмер-роуд и слушали радио. Герш сидел на стуле с высокой спинкой, жена и сын расположились в глубоких квадратных зеленых креслах, лицом к приемнику. Эли было тогда одиннадцать лет. Он запомнил, как все переживали, хотя и не понимал тогда, «какие человеческие страдания повлечет за собой эта война». Отец воспринял новости достаточно спокойно. Дом перешел на военное положение: запаслись продуктами, плотно занавесили окна, и жизнь продолжалась. Появлялись новые студенты, Лаутерпахт преподавал и писал. В сорок два года он уже не подходил по возрасту для армии, но вступил в ополчение, где его ласково называли Ламперхлюп {165} 165 E. Lauterpacht. Life of Hersch Lauterpacht. Р. 104. .