Филипп Сэндс - Восточно-западная улица. Происхождение терминов геноцид и преступления против человечества

– Здесь, в Коконат-Гроув, они держались вместе, – пояснила Джермейн Тилни. – Доктор Тилни, мистер Атлас и Элси.

Мисс Тилни умерла в 1974 году, ее бумаги пропали. Я не смог даже отыскать ее могилу и обратился к специалисту по некрологам из «Майами Геральд». Та сумела установить, что мисс Тилни была кремирована и ее прах был развеян над заливом Бискейн, на атлантическом побережье Южной Флориды.

По всей видимости, она так никому и не рассказала о поездке в Вену или о своей деятельности в Виттеле – ни в Суррейской общине, ни родственникам во Флориде.

Мало кто из упоминавшихся Софкой заключенных еще был жив, но мне удалось разыскать Шулу Троман, художницу девяноста лет. В Виттеле она провела три года, до освобождения в 1944-м, а теперь жила в бретонской деревеньке Плумильо, поблизости от Атлантического океана. Мы договорились о встрече в Париже, в округе Марэ, в «У Марианны» – ее любимом ресторане на улице Розье. Дама явилась в ярко-красном костюме, на лице сияла улыбка, энергия била из нее фонтаном. Восхищение и любовь с первого взгляда – вот что я ощутил при виде Шулы, и это впечатление сохранилось навсегда.

В Виттель она попала в результате канцелярской ошибки. Живя во французской деревне, она подала заявление на carte d’identité , и местный чиновник, увидев в свидетельстве о рождении Британскую Палестину (отец Шулы перебрался туда из Варшавы в 1923 году), записал девушку британской подданной, а Шула не стала его разубеждать. Впоследствии она вынуждена была надеть желтую звезду, и случайно доставшееся Шуле британское гражданство спасло ей жизнь, когда немцы схватили ее в Париже.

Весной 1941 года ее отправили в Виттель, разместили на шестом этаже «Гранд-отеля».

– Большой номер с видом во двор, практически люкс, с ванной, – жизнерадостно вспоминала она.

Да и в целом пребывание в лагере было не так уж страшно, хотя случались трудные времена, особенно когда в 1943 году прибыли евреи из варшавского гетто с их «немыслимыми» историями. Шула училась рисованию у молодого лихого англичанина Морли Тромана, влюбилась в него, после освобождения они поженились. Шула вошла в тот литературный и политический круг, где находились и Софка Скипвит, и ближайшая ее подруга Пенелопа (Лопи) Брирли.

Моя собеседница показала свою совместную фотографию с Лопи, на обороте была строка из стихотворения Шарля Вильдрака. Une vie sans rien de commun avec la mort, «У жизни нет ничего общего со смертью», – надписала Пенелопа.

Порой они ставили озорные спектакли, на которых бывала и мисс Тилни, – в том числе «Вечер восточной песни».

– Это было чудесно, – вспоминала Шула, глаза ее разгорелись. – В первом ряду сидели почетные гости, в самом центре – комендант Ландхаузер, по бокам – гестаповцы. Мы не предоставили им либретто, они понятия не имели, что мы поем. Одна песня им особенно понравилась, там были слова: «Да здравствует народ Израиля! Израиль будет жить вечно!» Мы пели на иврите, и они не могли ничего понять. Весь первый ряд встал, аплодировал нам, кричал «браво», на бис вызывал. Это было так здорово.

Она расхохоталась.

– Мы распевали во весь голос, они аплодировали изо всех сил. А еще веселее стало, когда они выяснили-таки слова. И на будущее нам запретили спектакли!

Шула с симпатией говорила и о Ландхаузере, хозяине отеля, который был назначен комендантом лагеря. В Первую мировую войну он попал в плен и оказался в Англии.

– Он хорошо относился к английским заключенным, все равно, христиане они были или евреи, – пояснила Шула. – Когда нас освободили, он вручил мне свою визитку и звал в гости.

Почти сразу Шула обратила внимание на странную англичанку, старую деву – ее имя она произносила как «мисс Тилней», – к ней она относилась настороженно.

– Мисс Тилни работала в комендатуре с документами и личными делами интернированных; я ее боялась, подозревала в чем-то.

Это была женщина без возраста, седая, «очень тощая», «ушедшая в себя»; она держалась в стороне и была глубоко религиозной. Шула считала ее rétrécie – «напряженной, зажатой» – и думала, не служит ли англичанка доносчицей. Шулу это особенно беспокоило, потому что она рассчитывала скрыть свое еврейское происхождение. Но внезапно летом 1941 года ее отношения с мисс Тилни изменились:

– Я шла по коридору, а навстречу мне – мисс Тилни. Я занервничала, потому что знала, что она работала в комендатуре, и не хотела с ней иметь дело. И чем ближе она подходила, тем сильнее я нервничала. Но тут случилось нечто очень странное: подойдя ко мне, она упала на колени, схватила меня за руку и поцеловала ее. Я застыла, estomaquée – совершенно ошеломленная, – не зная, как поступить, что сказать. Мисс Тилни произнесла: «Я знаю, вы из того народа, который спасет мир, вы из народа избранного».

Шула (справа) и Лопи Брирли. Виттель. 1943

Шула поглядела на меня – мы сидели друг напротив друга за ресторанным столиком.

– Вы понимаете, как она меня напугала? Вот она я, – пояснила Шула, – надеюсь, что никто не узнает мой секрет, что на самом деле я еврейка, а не англичанка. Вы можете себе представить, как это было опасно, какие последствия могло иметь?

Она боялась, что ее переведут в разряд лиц без гражданства, а это означало депортацию в лагерь.

– А дальше мисс Тилни сказала: «Не бойтесь, я буду о вас заботиться. Я все сделаю, чтобы вас защитить». Это было так странно. Для всех остальных быть евреем казалось несчастьем, и только мисс Тилни считала это особой привилегией.

Помолчав, Шула подытожила:

– Она противостояла тем временам.

С тех пор мисс Тилни присматривала за молодой женщиной. А после освобождения Шула узнала, как англичанка спасла Сашу Кравца.

– Мы стояли во дворе отеля, свободные, растерянные, как бы на ничейной земле, под контролем англичан. Моя подруга Кролик (Мадлен Штейнберг) так горевала, когда евреев увезли в другой лагерь, а оттуда в Аушвиц. Мы думали, что забрали и Сашу. И вдруг, полгода спустя, он среди нас во дворе – очень бледный, измученный, полубезумный. Он вел себя как одурманенный наркотиками, но он был жив, спасся благодаря мисс Тилни. Потом мы узнали, как она это сделала: велела ему предупредить ее, когда будут отправлять евреев. И он подал знак, а она вызвала его к себе, и он явился, переодетый женщиной.

Шула помолчала и тихо добавила:

– Вот что сделала мисс Тилни.

И заплакала, приговаривая: «Une femme remarquable» [13] Замечательная женщина ( фр .). . Слова ее были едва слышны.

Розамунда Кодлинг из Суррейской часовни организовала мне встречу еще с одним членом общины, тоже помнившим мисс Тилни. Грейс Уэзерли приближалась к девяноста годам и поначалу отказывалась общаться со мной, потому что не доверяла юристам. Но в итоге ее удалось уговорить, и мы встретились после утренней воскресной службы. Она выделялась в толпе: сильные черты изборожденного морщинами лица, яркие блестящие глаза, чудесные снежно-белые волосы.