Филипп Сэндс - Восточно-западная улица. Происхождение терминов геноцид и преступления против человечества

– Это он все время плакал? – вдруг переспросила Робби, и я вспомнил, что другие тоже упоминали о слезах Франка. Да, сказал я. Робби присутствовала в суде в тот день, когда показывали фильм о Гитлере, и тогда разрыдался даже Риббентроп и с ним все прочие.

Моменты чистого кошмара живо сохранились в ее памяти. Робби припомнила показания женщины – комендантши Дахау, той самой, которая «делала абажуры из человеческой кожи». Робби слегка покачала головой, словно пытаясь стряхнуть это наваждение, голос ее сделался едва слышным.

– Большую часть времени следить за процессом было скучно, а потом что-то случалось – и меня настигал ужас.

Она остановилась на полуслове.

– Это было чудовищно…

Зачитывали вслух пассажи из отчета Штроопа Франку под заголовком «Варшавского гетто больше нет».

Сидя на галерее для публики, Робби слушала и это, и строки из дневника Франка: «Тот факт, что мы приговорили 1 200 000 евреев к голодной смерти, следует упоминать лишь мимоходом» {520} 520 Trial of the Major War Criminals , 3:551. . Она слышала эти слова. Она видела человеческую кожу, содранную, как сказали, с тел умерших в Бухенвальде. Она помнила разговор о том, как татуировки впечатывались в еще живую плоть.

Эти свидетельства произвели глубокое впечатление на Робби Дандас, впечатление, которое не изгладилось и спустя семьдесят лет.

– Я ненавижу немцев, – внезапно, совершенно неожиданно заявила она. – Всегда их ненавидела.

Потом что-то вроде раскаяния проступило на ее спокойном лице.

– Мне так жаль, – сказала она очень тихо, я едва разобрал слова. – Но я не смогла их простить.

А что Лемкин? Два месяца уже шел процесс, который вроде бы начинался вполне благоприятно для утверждения дорогих Лемкину идей, – и теперь казалось, что все его усилия пошли прахом. В первый день, к полному удовлетворению Лемкина, о геноциде упоминали французский и советский прокурор, вслед за ними американцы говорили о тех же преступлениях, однако избегали использовать его термин. Лемкина постигло разочарование: ни в ноябре, ни в декабре – за тридцать один день заседаний – слово «геноцид» не прозвучало ни разу.

Лемкин следил за процессом из Вашингтона: команда Джексона старалась держать его подальше от Нюрнберга. Мучительно было читать ежедневные протоколы, поступавшие в Комиссию по военным преступлениям, где Лемкин служил консультантом, читать журналистские отчеты – и нигде не обнаруживать термин «геноцид». Возможно, причиной тому были сенаторы из южных штатов: они давили на Джексона и его команду, страшась отзвуков, которые обвинение в геноциде могло бы иметь в местной политике, у коренных американцев и у чернокожих.

Команда Джексона применяла активные меры для того, чтобы не допустить Лемкина к процессу, и это неудивительно после того шума, который он с присущей ему строптивостью учинил в Лондоне в октябре. Его способности предпочли направить на подготовку другого суда над военными преступниками, который должен был начаться в апреле 1946 года в Токио. Тем не менее Лемкину поручили расследовать деятельность Карла Хаусхофера, который в Первую мировую войну был генералом немецкой армии, а затем стал мюнхенским профессором, был знаком со Стефаном Цвейгом. Считалось, что Хаусхофер заложил интеллектуальные основы идеологии Lebensraum , согласно которой Германия нуждалась в расширении «жизненного пространства» и для этого должна была присвоить чужие территории. Рудольф Гесс одно время состоял его ассистентом. Лемкин рекомендовал предъявить Хаусхоферу обвинение, а Джексон возражал, поскольку деятельность Хаусхофера сводилась к «преподаванию и писанию книг». Вскоре этот вопрос утратил актуальность, поскольку Хаусхофер совершил самоубийство вместе с женой {521} 521 A. Tusa and J. Tusa. Nuremberg Trial. Р. 294. .

20 декабря трибунал прервал свою работу на рождественские каникулы. Доннедье вернулся в свою парижскую квартиру на бульваре Сен-Мишель, где его ждало письмо Лемкина и экземпляр «Правления стран “оси”…». Ответное письмо Доннедье, полученное Лемкиным в январе 1946 года, видимо, разожгло в польском юристе желание во что бы то ни стало принять участие в процессе. «Возможно, я буду иметь удовольствие пообщаться с вами в Нюрнберге», – приветливо писал ему французский судья. Они были знакомы с начала 1930-х годов по работе в Лиге Наций. «Я был очень рад получить ваше письмо и узнать такие новости», – тонким изящным почерком добавил Доннедье и выражал удивление тем, что письмо Лемкина прибыло с таким опозданием. «Я член Международного военного трибунала», – сообщал он (как будто Лемкин мог этого не знать) {522} 522 Доннедье – Лемкину, 28 декабря 1945 года // American Jewish Historical Society, Lemkin Collection, ящик 1, папка 18. .

Французский юрист счел книгу Лемкина «важным трудом». Он честно признался, что не прочел ее целиком, поскольку многочисленные обязанности оставляли ему время только ее пролистать. Но главу 9 он прочел и согласился, что термин «геноцид» будет «весьма точным» и «выразительным» обозначением для «ужасных преступлений, которые разбираются в трибунале». Лемкина такая похвала обрадовала, но вместе с тем он был достаточно проницателен, чтобы распознать ее двусмысленность. В конце концов, в 1935 году Доннедье считал возможным принять приглашение Франка и посетить Берлин.

«Увы, главной их жертвой стала Польша», – продолжал свои рассуждения французский судья. Формулировка своеобразная, тем более что судья уже заслушал показания. Разумеется, Польша стала жертвой агрессии, но разве главной жертвой? Возможно, таким образом он проявлял сочувствие к польскому гражданину Лемкину. Или даже не знал, что тот еврей. Имеете ли вы известия о «нашем друге Раппапорте?» – интересовался судья (Раппапорт – тот самый член польского Верховного суда, который предупреждал Лемкина, что ему не разрешат поехать в октябре 1933 года в Мадрид. Он выжил {523} 523 Law Reports of Trials of War Criminals, Selected and Prepared by the UN War Crimes Commission. Vols. 7, 14 // www.loc.gov/rr/frd/Military_Law/lawreportstrialswarcriminals.html. и был назначен президентом верховного трибунала Польши, который судил Амона Гёта (этот исторический персонаж сделался знаменитым благодаря фильму «Список Шиндлера»), коллегу Франка Йозефа Бюлера и коменданта Аушвица Рудольфа Хёсса. Все они получили смертные приговоры).

О себе Доннедье сообщал, что потерял на войне зятя – молодой человек погиб годом ранее, «в Сопротивлении», – и что он поддерживает контакт с Веспасианом Пеллой, который живет в Женеве и пишет книгу о военных преступлениях. Доннедье адресовал письмо в Лондон, откуда Лемкин писал ему за несколько месяцев до того, а из Лондона письмо перенаправили в Вашингтон, в тесные апартаменты Лемкина в отеле «Уордмен-парк». Теперь Лемкин знал: если он хочет, чтобы концепция геноцида обсуждалась на процессе, надо как-то попасть в Нюрнберг.