Гай Аноним - Вокруг Апокалипсиса. Миф и антимиф Средних веков [оптимизированный вариант]

Спрашивается, в чем здесь гешефт инквизиции? Таковой не прослеживается. Или же святые братья, участвовавшие в судебных процессах над тамплиерами, хотели добросовестно разобраться, поклонялись ли рыцари идолищу Бафомета, целовали при посвящении друг друга непристойным образом, проводили магические практики и отрекались ли от Христа? Сохранившаяся документация, весьма подробная, говорит в пользу последней версии — отношение к делу было самым серьезным и вдумчивым…

Перенесемся из 1307 года на столетие с лишним вперед и обратим внимание на инквизиционный суд, обвинявший Жиля де Монморанси-Лаваля, барона де Ре, в совершенно невообразимых и гнусных преступлениях, среди которых колдовство и алхимия выглядели невиннейшими забавами скучающего аристократа. Жиль де Ре своей мнимой или реальной деятельностью породил еще один архетип — «Синюю Бороду», вероломного убийцу и обманщика, на чьих руках кровь множества невинных жертв; однако определенные сомнения в объективности суда и приговора до сих пор имеются и озвучиваются.

Дело в том, что его милость барон был не просто баснословно богат, а считался в первой половине XV века кем-то вроде современного олигарха — он унаследовал колоссальное состояние, обширные земли, а самое главное — солеварни. Мы уже упоминали о том, что соль в ту эпоху была товаром стратегическим и стоила чрезвычайно дорого, иногда в меновой торговле заменяя собой деньги. Благодаря почти неиссякаемому источнику дохода, Жиль де Ре мог поддерживать золотом обнищавший двор французского дофина Карла (которого вскоре возведет на престол Орлеанская дева), финансировать военные операции того периода Столетней войны, одалживать друзьям крупные суммы в золоте и серебре, коллекционировать неслыханно дорогие книги и вести богемный образ жизни с обязательными рыцарскими турнирами, охотами, пирушками и прочими дворянскими утехами.

Закончилось это расточительство тем, что после сожжения Жанны д’Арк и безвозвратной потери уймы денег, потраченных на наемников и боевые действия против англо-бургундцев, к 1435 году Жиль де Ре оказался на грани разорения и начал потихоньку распродавать свои феоды. Однако у него оставались важнейшие и чрезвычайно ценные активы — собственно баронство де Ре, затем замок Шамптос, позволявший контролировать торговые пути по реке Луаре, а также стратегически важная цитадель Ингран — в этом районе велась добыча соли, а сам Ингран прикрывал границу между Бретанью и Анжу. На эти владения и положил глаз умный и рачительный сюзерен Жиля де Ре, герцог Бретонский Жан VI.

Барон де Ре и так слыл чудаком, пожертвовавшим значительной частью наследства ради Жанны д’Арк, которой он весьма симпатизировал, отказался от дальнейшей карьеры, получив в свое время звание маршала Франции и, по слухам, увлекся магическими и алхимическими науками — дело с церковной точки зрения предосудительное, но, когда алхимией занимался столь знатный и (когда-то) богатый человек, на столь экзотические забавы клирики смотрели сквозь пальцы. Главное, чтобы не было «материального вреда», maleficia.

Итак, мы наблюдаем серьезную заинтересованность Жана Бретонского в приобретении невероятно ценной как с экономической, так и с военной точки зрения недвижимости барона де Ре. По закону отобрать ее невозможно, за исключением одного пункта: если барон не совершил неких леденящих кровь преступлений перед Господом Богом и Церковью, не осужден и его имения не конфискованы. Наличные деньги, как это случилось в истории с Филиппом Красивым и тамплиерами, можно очень быстро проесть и потратить, а земля и прекрасно обустроенные замки — это долгосрочное вложение. За такой солидный куш можно побороться, особенно учитывая тонкий нюанс: Жиль де Ре продавал некоторые свои владения герцогу и его канцлеру, епископу Нантскому Жану де Малеструа с правом выкупа, то есть эта сделка более напоминала заклад.

Но и здесь имелись свои частности: по закону Жан Бретонский, как сюзерен, не имел права покупать земли своих вассалов, а потому контракты заключались на подставных лиц: его младших не наследующих сыновей Пьера и Жиля, на епископа Малеструа и даже на некую даму Ле Феррон, матушку герцогского казначея. Возвращать земли и замки герцог Жан не собирался категорически, а от теоретической возможности выкупа его могла избавить только смерть барона де Ре.

…Каковая смерть и воспоследовала 26 октября 1440 года после неслыханно короткого и скандального инквизиционного суда, на котором барона обвинили в перечисленных выше преступлениях, добились признания и вынесли смертный приговор. Сразу надо отметить, что причиной возбуждения дела оказалось нападение барона на замок Сен-Этьен-де-Мер-Морт в мае 1440 года — замок некогда принадлежал Жилю де Ре, но был продан Жеффруа Ле Феррону (через жену последнего), казначею герцога Бретонского, причем утверждалось, что Ле Феррон деньги так и не уплатил, отчего пришлось вразумлять должника силой оружия. И только через месяц после этого события у епископа Жана де Малеструа внезапно появляются сведения о таинственных исчезновениях детей…

Подозрительно? Еще как!

Осада принадлежащего Жилю де Ре замка Шамптос. Бретонская хроника, XV век.

Попутно с церковным судом (колдовство, дьяволопоклонничество и проч.) имел место и гражданский процесс (нападение на замок Сент-Этьен), остававшийся в тени. Обоими разбирательствами руководили кредиторы и злейшие враги Жиля де Ре — верный слуга герцога Бретонского Пьер л’Опиталь, сенешаль Ренна, и епископ де Малеструа. Стоит ли говорить о том, кому после казни барона отошло большинство его владений? Справедливости ради надо уточнить, что собственно баронство осталось за младшим братом Жиля, Рене де Ре.

Совершал Жиль де Ре приписываемые ему злодеяния или нет, был он оклеветан или действительно оказался опаснейшим серийным убийцей — это еще предстоит выяснить историкам будущего. Обе версии, обвинительная и оправдательная, существуют на равных, однако, как говорят в народе, нет дыма без огня: что-то наверняка было, пусть и не в столь грандиозных масштабах, о которых нас извещают материалы процесса. В этой истории мы наблюдаем очевидную материальную заинтересованность инквизиции в исходе суда, особенно если учитывать, что председательствовал на духовном суде епископ де Малеструа. Но опять же, самому трибуналу достались лишь крошечные суммы, покрывавшие судебные расходы, а главную прибыль получили его преосвященство епископ и герцог Бретонский.

Фактически мы видим конфликт хозяйствующих субъектов, сиречь феодалов, стремившихся заполучить ценнейшие владения оппонента. Как и в случае с тамплиерами, инквизиция выступила инструментом в споре, но свою основную функцию выполнила: обвиняемый сознался, колдовство, maleficia и убийства (в том числе и в ритуальных целях) формально были доказаны, и Жиль де Ре честно заработал свой костер. Впрочем, после покаяния к нему проявили снисхождение и вместо сожжения задушили гарротой, а тело выдали родственникам для погребения…