Гай Аноним - Вокруг Апокалипсиса. Миф и антимиф Средних веков

Понятно, что все эти меры не были особо результативными. Человеческую природу не исправишь, да и банщики не хотели терять выгодную статью дохода. Будем честны: за минувшие столетия мало что изменилось, и у весьма многих современных саун репутация тоже оставляет желать лучшего — так что не судите, да не судимы будете.

Общественные этювы, при всем их распространении, не могли заменить ванну домашнюю, являвшуюся вполне обыденной деталью любого обеспеченного дома — подразумевается средневековый «средний класс», зажиточные ремесленники или богатые крестьяне-землевладельцы, обслуживающие продуктовые рынки крупных городов. Такая же кадка, как и в этюве, изнутри застилалась плотной простыней и заполнялась горячей водой. Аристократия вовсю пользовалась отдушками для ванны — лепестки цветов, жасмин, розмарин, рябина, целебные травы.

Очередное изображение этюва периода XIV-XV веков. Очевидно, что обстановка абсолютно непринужденная.

А что же мыло? Как раз на времена расцвета этювов приходится пик средневекового мыловарения, основные центры были сосредоточены в Италии, на юге Франции в Марселе и в Кастильском королевстве. Технология омыления смеси растительных масел при помощи соды, предположительно, пришла из Алеппо (Халеба), где мыло производили еще в античности, а традиция сохранялась и после арабского завоевания. Марсельское мыло появилось в X-XI веках («Британская энциклопедия» дает более поздние даты — около 1200 года) и было товаром для высших классов общества, простецы пользовались более грубым вариантом, который мог вываривать любой крестьянин — так называемое черное или зольное мыло. Ингредиенты зольного мыла были доступны каждому: вода, древесная зола и топленый животный или китовый жир. Неизвестно, использовалось зольное мыло для мытья или исключительно для стирки, но простота изготовления и дешевизна делали его доступным для всех слоев общества. Пахло зольное мыло неприятно, но щелочная составляющая давала возможность прекрасно отстирать одежду, при этом не раздражая кожу.

Наконец, во Флоренции и Венеции после долгих экспериментов научились делать полужидкое мыло с мускусным запахом или ароматизированное цветочными лепестками; понятно, что этот товар предназначался для господ — употреблялось оно в этювах для благородной публики и частных купальнях...

Сеньоры предпочитали проводить в домашних банях даже полуофициальные приемы, с обязательным вином и закусками. Бельгийский архивист и палеограф XIX века Луи Проспер Гашар отыскал документы, относящиеся к событиям при дворе герцога Бургундского Филиппа III Доброго, откуда мы узнаем о следующем:

«...30 декабря 1462 г. герцог трапезничал в бане своей резиденции, в компании с монсеньором де Ровестанжем, монсеньором Жаком де Бурбоном, сыном графа де Рюсси и многими другими великими сеньорами, рыцарями и оруженосцами...

...Герцог пригласил отобедать с ним послов славного герцога Баварского и графа Вюртембергского; подано было пять мясных блюд, приготовленных для трапезы в бане...

...10 сентября 1476 королеву Шарлотту Савойскую и ее придворных дам угощали весьма благородно и щедро, подготовив для них четыре красивые и богато украшенные ванны...»

Заметки относятся ко второй половине XV века, когда культура общественных этювов во Франции начала угасать. Подошли времена Ренессанса, а с ним и возвращение царства грязищи. Эпоха Возрождения оказалась куда более неумытой, чем Высокое Средневековье. Из летописей и дневниковых записей постепенно исчезают упоминания об этювах, а в 1526 году Эразм Роттердамский с явным сожалением замечает: «Двадцать пять лет тому назад ничто не было так популярно в Брабанте, как общественные бани: сегодня их уже нет — чума научила нас обходиться без них». Так в чем же дело?

Выделим ключевое слово — чума. О катастрофической эпидемии 1348-1352 годов в Западной Европе мы еще подробно поговорим ниже, но именно чума поселила в душах европейцев панический ужас, вполне сопоставимый с апокалиптической истерией перед наступлением Тысячелетия. Любые скопления людей после нескольких волн Черной смерти воспринимались как потенциальная угроза, бани к этой категории тоже относятся. Впрочем, имелись и другие факторы.

• Очередное изменение климата и наступление Малого ледникового периода. Значительная часть лесов к XV веку оказалась вырублена, а тут еще грянуло похолодание, резко взвинтившее цены на топливо. Щедро расходовать дрова, как в прежние богатые времена, уже не получалось, каменный уголь пока не добывали, а следовательно, начала снижаться рентабельность этювов. Кстати, к этому же времени появляется вошедший во множество сказок архетип «старушки, собирающей хворост» — доходит до того, что сеньоры, владеющие лесными угодьями, вводят лицензии для сбора палых ветвей в своих владениях, тогда как ранее лицензирование и налоги относились исключительно к вырубке. За незаконный сбор хвороста вводят наказания, вплоть до повешения. Очень яркое свидетельство небывалого удорожания и дефицита топлива, притом что каменный уголь начнут массово использовать лишь три сотни лет спустя.

• Реформация и «протестантская этика». После 1517 года и «95 тезисов» Лютера, а особенно с появлением радикальных протестантских течений наподобие кальвинизма или пуритан, наступила очередная эпоха аскезы, только с реформистскими особенностями. Если католическое духовенство и монашество в принципе не возражало против бань и мылось само, то протестанты попросту запретили общественные бани как источник соблазна и гнездилище разврата. А уж раздеться при посторонних для пуританина было страшнее, чем четвертование.

• Изменение культуры частного быта после эпидемии чумы и с началом похолодания. Потребление сокращается, доходы падают, экономика Франции в результате Столетней войны и эпидемий находится в перманентном кризисе. До нас дошел прелюбопытнейший частный трактат «Le Menagier de Paris» («Парижское домоводство»), написанный в промежутке между 1392 и 1394 годом. Автор, пожилой, образованный и обеспеченный буржуа, создал на досуге руководство по домашнему хозяйству для своей весьма молодой супруги, сироты из провинции, выданной родственниками за «старика». Помимо крайне подробных рекомендаций по содержанию дома, обращению со слугами или кулинарных рецептов, в книге есть и советы по гигиене: «Она снимет у огня его сапоги, вымоет ему ноги и даст чистые носки. <...> А на следующий день даст ему свежую рубашку и чистые одежды». При всей тщательности автора «Le Menagier de Paris», скрупулезно описавшего свой богатый дом, мы не видим ни единого упоминания ни о домашней ванне, столь распространенной в Париже еще сто лет назад, ни о возможном походе в этюв, хотя в тексте присутствуют советы о том, как «благопристойно» ходить в церковь, в гости или на рынок. И разумеется, прежде всего — экономия: свечи и дрова. При этом нет никаких упоминаний об экономии на питании, одежде или лошадях, даже престижная соколиная охота для молодой жены считается допустимой. Вывод: изменилась структура быта, отдельные сферы потребления даже для очень небедного парижского обывателя становятся или неподъемными, или ненужными.