Арон Гуревич - История и сага

Выше уже приводился рассказ Снорри о том, как Харальд Харфагр ввел систему управления Норвегией, распределив отдельные области и округа между своими сыновьями, а они ими управляли и получали с них доходы, необходимые для содержания дружины; размеры этих доходов и численность дружин, которые дозволялось иметь конунгам и ярлам, определил опять-таки Харальд. Поэтому ссылки Снорри на «закон, установленный Харальдом Харфагром», приобретали важный дополнительный смысл: последующие норвежские конунги должны были придерживаться старины, традиции, восходящей к Харальду, и не увеличивать поборов, и без того тяжелых, и состава дружин, что неизбежно легло бы новым бременем на бондов. «Право Харальда» освящалось обычаем, давностью, хотя, как мы видели, основывалось на угнетении народа и лишении его полноты прав и независимости.

Государственная власть в глазах исландцев времени Снорри тесно связана с насилием и принуждением, и подчинение ей неминуемо влечет за собой утрату самостоятельности и старинной свободы.

Тем не менее население Норвегии мирится с властью конунга, пока он придерживается старины, не посягает на издавна установившиеся обычаи, т. е. не увеличивает произвольно податей и уважает веру предков, — в качестве хранителя традиционного порядка конунг необходим и терпим (для Норвегии, не для Исландии!). Нововведения же тех или иных государей вызывают сопротивление народа и знати и ведут к раздорам в стране. В этом причина неудачи Олафа Трюггвасона, здесь же кроется и источник гибели Олафа Святого. Почувствовав, что они стали несамостоятельными из-за власти Олафа Харальдссона, многие знатные люди и могучие бонды перешли на сторону Кнута Датского.

Правда, оценки Снорри меняются, когда он говорит об Олафе Святом: его дело он считает справедливым, хотя и не отрицает недовольства населения увеличением податей и внедрением новой религии. Этот конунг, пишет Снорри, заботился о мире и об освобождении страны от чужеземцев, а затем и об обращении народа в истинную веру и о том, чтобы установить право и закон и соблюдать правосудие. Умиротворив Норвегию, Олаф искоренил грабежи, казнил или увечил преступников, не уступая просьбам их сородичей, и одинаково карал могучих и простых людей, чем вызвал большое недовольство знати. Причину восстания трёндов (жителей Северо-Западной Норвегии, Трандхейма) против Олафа Харальдссона Снорри усматривает в том, что они не могли вынести его «справедливого суда», а он «предпочел лишиться власти, нежели правосудия» (Ól. helga, 181).

Так или иначе, баланс сил был нарушен, и знать вместе с бондами поднялась против Олафа Святого; сперва его изгнали из страны, а затем при попытке возвратиться убили. Вскоре после гибели Олафа, когда в Норвегии вновь установилось чужеземное господство, трёнды раскаялись в содеянном:

— Вот вам награда, трёнды, и дружба потомков Кнута за то, что вы боролись против конунга Олафа. Вам были обещаны мир и улучшение права, а теперь вам выпали на долю принуждение и несвобода, а к тому же вы совершили злодеяния и преступления, — так упрекали виновников гибели Олафа Святого его приверженцы (Ól. helga, 239).

В результате пришлось призвать из Гардарики Магнуса — сына покойного конунга. Его провозглашение конунгом Норвегии описывается опять-таки в обычных тонах — как получение сыном отцовского наследства и вступление его в права владения родовой собственностью Харальда Харфагра. Но, утвердившись в Норвегии, Магнус Олафссон стал мстить тем знатным людям, которые сражались против его отца в битве при Стикластадире, конфисковывать их земли и изгонять их из страны. Население было охвачено волнением, бонды боялись, что Магнус хочет «отнять у них закон, который дал им конунг Хакон Добрый», т. е. лишить их одаля. Не помнит ли он, говорили бонды, что мы и прежде не терпели насилия? Его постигнет участь отца и других вождей, убитых нами, когда мы устали от их тирании и беззакония.

Это недовольство широко распространилось по стране, и друзья конунга совещались, как надлежит поступить, ибо кое-где уже собирались вооруженные отряды бондов, готовившихся дать отпор посягательствам конунга Магнуса. Двенадцать приверженцев Магнуса согласились бросить жребий, кому надлежало объяснить молодому государю опасность сложившегося положения. Жребий выпал скальду Сигхвату, старому другу конунга Олафа Харальдссона, оставшемуся верным и его сыну.

Сигхват обратился к Магнусу с речью, известной под названием «Откровенная песнь» и представляющей собой обзор предшествующих правлений и программу умиротворения страны. Снорри, широко цитирующий отрывки из песен скальдов, не менял их содержания, и есть все основания верить в подлинность приводимых им слов Сигхвата. Сигхват начинает с заверений в преданности Магнусу: он выступит вместе с ним против бондов, если того пожелает конунг, но лучше бы воздержаться от этого столкновения! Затем он обращается к прошлому. Народ называл Хакона Воспитанника Этельстана Добрым и любил его за установленные им справедливые законы, память об этом правителе никогда не изгладится. Об Олафе Трюггвасоне и Олафе Харальдссоне Сигхват говорит:

— Я убежден, что простонародье и знать сделали правильный выбор, потому что Олафы (Трюггвасон и Харальдссон. — А. Г .) дали мир владениям людей; славный наследник Харальда и сын Трюггви велели соблюдать справедливые законы, установленные ими для народа.

Население возлагало большие надежды на молодого конунга Магнуса при вступлении его на престол, и Сигхват, привыкший откровенно говорить со своим господином, хочет предупредить его: бонды жалуются, что ныне для них установлен иной, худший закон, нежели тот, который был им обещан Магнусом.

— Кто подстрекает тебя, воин, убивать скот подданных? Для конунга слишком опрометчиво поступать так в своей стране; никто до сих пор не давал юному государю подобного совета; конунг, я убежден, что твоим людям претит такой разбой; народ ожесточен. Плохо, если все седовласые люди настроены против князя, которому, как я слышал, они грозят. Это нужно вовремя предотвратить, ведь очень опасно, когда участники тинга склоняют голову и прячут носы в плащи; бонды стали молчаливы. Обрати внимание, карающий воров, на брожение в народе, о котором стало известно… прислушайся к желанию бондов. Можно сказать, все говорят одно: «Мой государь завладел одалем подданных»; добрые бонды ворчат; человек, которого принуждают отдать полученное от отца наследство служилым людям конунга вследствие опрометчивого приговора, считает это грабежом (Magn. góða, 16).

Насилия и притеснения, чинимые конунгом Магнусом, дурны не только сами по себе, но и потому, что они нарушают те отношения, которые существовали в Норвегии между народом и конунгами при его предшественниках. Сигхват особенно подчеркивает любовь бондов к Хакону Доброму, так как этот конунг, по тогдашнему убеждению, восстановил бондов в их правах на владения, отнятых было Харальдом Харфагром. Олаф Трюггвасон и Олаф Харальдссон установили справедливые законы, и в этом отношении им следует подражать, но их упоминание «Откровенной песнью» имело, конечно, еще и другой смысл: Магнус хорошо знал, что самовластие обоих этих конунгов явилось причиной их гибели (Олафа Трюггвасона народ не поддержал во время войны с датчанами, и он погиб в неравной борьбе, а Олаф Харальдссон пал в бою против собственных подданных); тем самым Сигхват как бы предостерегал Магнуса, указывая на печальные примеры его предшественников.