Игнат Горелов - Николай Бухарин

Бухарин обвинил Сталина и его подручных в организации контрреволюционного переворота в стране, призвал партию вернуться к ленинским традициям, обуздать НКВД, который фактически захватил власть.

На Пленуме Бухарину и Рыкову было предъявлено обвинение в том, что они якобы на протяжении длительного времени выступали против партии и В. И. Ленина. Пленум постановил «исключить Бухарина и Рыкова из состава кандидатов в члены ЦК ВКП(б) и из рядов ВКП(б) и передать дело в НКВД». В решении говорилось, что Наркомат внутренних дел отстал, по крайней мере, на четыре года в своей деятельности по разоблачению наиболее непримиримых врагов народа. Прямо с Пленума Бухарин и Рыков были увезены в сырые подвалы Лубянки. Их судьба была предрешена.

В окончательном приговоре сталинского «правосудия» Бухарин не сомневался. Поэтому еще накануне ареста он подготовил выстраданное им письмо «Будущему поколению руководителей партии», которое его жена Анна Михайловна Ларина сохранила в своей памяти и благодаря этому оно дошло к нам сегодня. Сомневаться в его достоверности не приходится: оно написано в бухаринском стиле — образно и мощно. Об этом же говорит сравнительный текстологический анализ данного письма и опубликованных работ Бухарина. Письмо ходило по рукам еще 30 лет назад, но возможность его публикации появилась только теперь. Оно недавно напечатано. В нем говорилось:

«Ухожу из жизни. Склоняю свою голову не перед пролетарской секирой, должной быть беспощадной, но и целомудренной. Чувствую свою беспомощность перед адской машиной, которая, пользуясь, вероятно, методами средневековья, обладает исполинской силой, фабрикует организованную клевету, действует смело и уверенно.

Нет Дзержинского, постепенно ушли в прошлое замечательные традиции ЧК, когда революционная идея руководила всеми ее действиями, оправдывала жестокость к врагам, охраняла государство от всяческой контрреволюции. Поэтому органы ЧК заслужили особое доверие, особый почет, авторитет и уважение. В настоящее время в своем большинстве так называемые органы НКВД — это переродившаяся организация безыдейных, разложившихся, хорошо обеспеченных чиновников, которые, пользуясь былым авторитетом ЧК, в угоду болезненной подозрительности Сталина, боюсь сказать больше, в погоне за орденами и славой творят свои гнусные дела, кстати, не понимая, что одновременно уничтожают самих себя — история не терпит свидетелей грязных дел.

Любого члена ЦК, любого члена партии эти „чудодейственные органы“ могут стереть в порошок, превратить в предателя, террориста, шпиона. Если бы Сталин усомнился в самом себе, подтверждение последовало бы мгновенно. Грозовые тучи нависли над партией: одна моя ни в чем не повинная голова потянет еще тысячи невиновных. Ведь нужно создать организацию — бухаринскую организацию, в действительности не существующую не только теперь, когда вот уже седьмой год у меня нет и тени разногласия с партией, но и не существовавшую тогда, в годы правой оппозиции. О тайных организациях Рютина, Угланова мне ничего известно не было. Я свои взгляды излагал вместе с Рыковым, Томским открыто. С восемнадцатилетнего возраста я в партии, и всегда целью моей жизни была борьба за интересы рабочего класса, за победу социализма. В эти дни газета со святым названием „Правда“ печатает гнуснейшую ложь, что якобы я, Николай Бухарин, хотел уничтожить завоевания Октября, реставрировать капитализм. Это неслыханная наглость, это ложь, адекватной которой по наглости, по безответственности перед народом была бы только такая: обнаружилось, что Николай Романов всю свою жизнь посвятил борьбе с капитализмом и монархией, борьбе за осуществление пролетарской революции.

Если в методах построения социализма я не раз ошибался, — пусть потомки не судят меня строже, чем это делал Владимир Ильич. Мы шли к единой цели впервые, еще не проторенным путем. Другое было время, другие нравы. В „Правде“ печатался дискуссионный листок, все спорили, искали путей, ссорились и мирились и шли дальше вместе.

Обращаюсь к вам, будущее поколение руководителей партии, на исторической миссии которых лежит обязанность распутать чудовищный клубок преступлений, которые в эти страшные дни становятся все грандиознее, разгораются, как пламя, и душат партию.

Ко всем членам партии обращаюсь! В эти, может быть, последние дни своей жизни я уверен, что фильтр истории рано или поздно неизбежно сметет грязь с моей головы. Никогда я не был предателем, за жизнь Ленина без колебаний я заплатил бы собственной. Любил Кирова, ничего не затевал против Сталина. Прошу новое, молодое и честное поколение руководителей партии зачитать мое письмо на пленуме партии, оправдать и восстановить меня в партии.

Знайте, товарищи, что на том знамени, которое вы понесете победоносным шествием к коммунизму, есть и моя капля крови. Николай Бухарин». [343] Знамя. 1988. № 1. С. 48―49.

После ареста Бухарина началась охота за всеми, кто был как-то связан с ним. И. Эренбург вспоминал:

«Ольга Павловна Ногина рассказывала мне о судьбе Лидии Николаевны Недокуневой. Она отошла от партийной работы, а после революции Бухарин устроил ее в одном из журналов. Когда Бухарина арестовали, от Лидии Николаевны потребовали, чтобы она выступила на собрании, заклеймив „врага народа“, — это было в нравах того времени. Недокунева в своей речи, забывшись, начала прославлять Николая Ивановича, а в конце спохватилась: „Товарищу Сталину было трудно пожертвовать таким человеком, но он это сделал для партии…“ С собрания она пришла к О. П. Ногиной и сказала: „Ночью за мной придут“. Ольга Павловна пробовала ее успокоить, но в ту же ночь Лидию Николаевну забрали. Она выжила и вернулась в Москву после XX сьезда».

Процесс над Н. И. Бухариным, А. И. Рыковым, Н. Н. Крестинским, И. А. Зеленским и другими (21 человек) начался 2 марта 1938 года в Октябрьском зале Дома союзов. В день начала процесса «Правда» писала, что начался суд над «пойманной с поличным бандой троцкистско-бухаринских шпионов, убийц, вредителей и диверсантов». На следующий день в репортаже «Свора кровавых собак» о Бухарине говорилось:

«Низко опустив голову, сидит Бухарин, разоблаченное коварное, двуличное, слезливое и злое ничтожество. Давно уже была сорвана маска с Бухарина и его приспешников, давно было показано их подлинное лицо — агентов кулака, адвокатов буржуазии, слуг реставрации капитализма в нашей стране».

Гнусная пародия на правосудие продолжалась 11 дней. Заправилами на этом процессе были А. Я. Вышинский и В. В. Ульрих. Все показания у обвиняемых были вырваны самыми изощренными пытками. Инквизиторский принцип средневековья, по которому признание являлось достаточным основанием для обвинения, на сталинских процессах был поставлен во главу угла. Бывший член Политбюро первого состава, в момент ареста — первый заместитель наркома иностранных дел Н. Н. Крестинский, по воспоминаниям начальника санчасти Лефортовской тюрьмы НКВД Розенблюма, был доставлен с допроса в бессознательном состоянии. «Он был тяжело избит, вся спина представляла из себя сплошную рану, на ней не было ни одного живого места. Пролежал, как я помню, он в санчасти три дня в очень тяжелом состоянии». [344] Неделя. 1988. № 7. С. 16.