Николай Троицкий - Гражданин Бонапарт

Мы видели, как держался генерал Бонапарт в ореоле мировой славы: по-разному, но всегда уверенно, как правило, жестко, а иногда и нежно или грубо, под огнем врага, в дипломатической дуэли, на торжественном приеме, в общении с женщинами. Сохранились краткие, но выразительные свидетельства и подробные рассказы очевидцев о том, как он выглядел в то «громокипящее» время его полководческого взлета. Ш. М. Талейран, впервые увидевший Наполеона как раз по возвращении его из Италии, вспоминал: «Его внешность показалась мне привлекательной; двадцать выигранных сражений так идут к молодости, к прекрасному взору, к бледности, к несколько утомленному виду» [726] Талейран Ш. M. Мемуары. Старый режим. Великая революция. Империя. Реставрация. М., 1959. С. 152. . Подробнее обрисовал Наполеона той поры герцог Франческо Мельци: «Язык, мысли, манеры — все в нем поражало, все было своеобразно <���…>. От природы вспыльчивый, решительный, порывистый, резкий, он в совершенстве умел быть обворожительным и посредством искусно рассчитанной почтительности и лестной для людей фамильярности очаровывать тех, кого хотел привлечь к себе» [727] Цит. по: Стендаль. Собр. соч. Т. 14. С. 15–16. .

Один из самых кропотливых наполеоноведов Артур Шюке отмечал у своего героя не изжитую еще и к 1797 г. слабость, которая могла шокировать его недоброжелателей. То были речевые следы его корсиканского происхождения. Он с трудом овладевал фонетическими тонкостями французской речи, сбиваясь на корсиканский (т. е. итальянский) выговор. Так, слово «пехота» (infanterie) он произносил, как «ребятня» (enfanterie), а значение слов «armistice» (перемирие) и «amnistie» (амнистия) долго путал [728] Chuquet A. La jeunesse de Napoléon… 1897. T. 2. Р. 12. . Впрочем, на взгляд его почитателей такая, внешне даже забавная, слабость не вредила ему, а придавала дополнительный, слегка экзотический шарм.

Итак, 1796–1797 гг. стали для Наполеона Бонапарта воистину триумфальными, причем не только в чисто военном, но и в политическом отношении. Он не зря говорил в Италии одному из близких друзей: «Здесь я — больше государь, чем генерал» [729] См.: Тарле Е. В. Цит. соч. С. 58. . Максимально используя свою власть и свой авторитет и руководствуясь при этом республиканскими и просветительскими идеями, он уничтожил в Северной Италии феодальные порядки и очень искусно, посредством реформ с привлечением широких слоев итальянского общества, конституировал гораздо более прогрессивный режим, близкий к тому, который утвердился революционным путем во Франции.

В то же время Наполеон как завоеватель не стеснялся облагать феодальные верхи покоренных земель контрибуциями, от которых страдали, конечно, и подневольные низы. А. Жомини подсчитал, что всего из Италии было изъято более 120 млн ливров контрибуций, плюс на еще 200 млн «тянули» шедевры мирового искусства, вывезенные из Рима, Флоренции и Пармы для музеев Парижа. Мало того, в Генуе, Ливорно и Венеции Наполеон реквизировал несколько морских судов и такие запасы пеньки и строевого корабельного леса, которые существенно поддержали французский флот, уже приходивший в упадок [730] См.: Жомини А. Цит. соч. T. 1. С. 95. .

И все-таки в глазах современников Наполеон Бонапарт возвышался, несоизмеримо ни с кем, в первую очередь как военачальник, превзошедший всех и каждого полководец. Казалось, дальше и выше достигнутой им вершины на военном поприще нет ходу. Но в его голове, которую не могли вскружить никакие триумфы, уже зарождались планы нового, еще более дерзновенного полета.

Эдмон Лепеллетье, автор десяти исторических романов о Наполеоне, воспринимал египетский поход своего героя как «настоящую сказку из “Тысячи и одной ночи”» [731] Лепеллетье Э. А. Тайна Наполеона. М., 1992. Сб. 1. С. 202. . Многое в том, что задумывал Наполеон и что успел совершить за время своей экспедиции в Египет, действительно выглядит сказочным. Современники, причем не только из числа недоброжелателей, считали эту экспедицию авантюрой, а то и просто «безумной затеей». Но сам Наполеон никогда и ничего не затевал без ума, руководствуясь таким правилом: «Я измеряю свои мечты по компасу рассудка» [732] Цит. по: Кастело А. Бонапарт. М., 2004. С. 213. .

После всех торжеств в честь своего итальянского триумфа Наполеон чувствовал себя в Париже неприкаянным. И разумом, и сердцем он стремился только к великим свершениям, но во Франции не видел для себя должной перспективы. Режим Директории его раздражал. Он уже тогда взвешивал все «за» и «против» собственного прихода к власти. Возглавить страну в 28 лет он был готов, но конституционным путем, через членство в Директории, не мог по возрасту [733] Согласно французской Конституции 1795 г. членом Директории мог быть избран лишь гражданин не моложе 40 лет. , а свергать Директорию, учинить в стране государственный переворот считал несвоевременным. «Достаточно честолюбивый, чтобы стремиться к высшим степеням, — вспоминал о нем в той ситуации Ш. М. Талейран, — он не был достаточно слеп, чтобы верить в возможность достижения их во Франции без особого стечения обстоятельств, которое пока нельзя было считать ни близким, ни даже вероятным» [734] Талейран Ш. М. Мемуары. Старый режим. Великая революция. Империя. Реставрация. М., 1959. С. 151. .

Впрочем, тесной для Наполеона уже тогда становилась не только Франция, но и вся Европа. Если верить Л. А. Бурьенну, он говорил: «Европа — это кротовая нора. Великие державы и великие перевороты существовали только на Востоке» [735] Бурьен [Л. А.]. Записки о Наполеоне, Директории, Консульстве, Империи и восстановлении Бурбонов. СПб., 1834. Т. 1. Ч. 2. С. 41. . Поскольку он понимал, что Директория, при всей ее одиозности в глазах большинства французов, еще не созрела для государственного переворота, его поход на Восток сулил ему двойной выигрыш: Директория за время его отсутствия могла еще глубже погрязнуть в пороках и лиходействе, а он тем временем успел бы стяжать новые лавры как военачальник и политик. «Мостовые Парижа жгут мне подошвы», — мрачно шутил он в начале 1798 г. [736] Чандлер Д. Военные кампании Наполеона. Триумф и трагедия завоевателя. М., 2000. С. 141.

Но Восток манил Наполеона не сам по себе. Наполеон, конечно же, учитывал неизбежность борьбы, что называется, не на жизнь, а на смерть, с Англией — главным врагом Французской республики. Поэтому он и выбрал театром военных действий для своей следующей кампании Египет. Разумеется, здесь принимались в расчет и общие соображения: географическое и стратегическое положение Египта на перепутье важнейших (торговых, культурных, религиозных) связей между Западом и Востоком, но самым важным в этих соображениях был конкретный расчет ударить отсюда, из Египта, по сокровищнице Англии, каковой уже тогда стала ее колония — Индия. Именно оттуда, из Индии, главным образом Англия черпала свои материальные ресурсы, позволившие ей финансировать одну за другой семь (!) антифранцузских коалиций. Создав операционную базу в Египте, Наполеон считал возможным «двинуть на Индию 50-тысячное войско и вызвать восстание маратхов, индусов, мусульман — словом, всех притесняемых (Англией. — Н. Т.) народов в этой обширной стране» [737] Жомини А. Политическая и военная жизнь Наполеона. 3-е изд. СПб., 1844. Т. 1. С. 102. . Подчеркну, что Наполеон еще летом 1797 г. (16 августа), в разгар итальянской кампании, так ориентировал Директорию: «Недалеко то время, когда мы поймем, что для действительного сокрушения Англии нам надо овладеть Египтом» [738] Correspondance de Napoléon. P., 1859. T. 3. № 2103. Р. 235. .