Сергей Дашков - Юстиниан

На счастье внизу оказалась грунтовая дорога, точнее, расхоженная колея. Подозреваю, что она возникла стараниями рыбаков и туристов: и те и другие стали попадаться всё чаще, особенно на подступах к Бадару. Насколько тут удачная рыбалка, судить не берусь, но вот пейзажи дадут сто очков вперед даже Тауресиуму. Пчинья значительно меньше Вардара, но очень разнообразна. То она бурлит, перекатываясь через каменистый порог, то вдруг умолкает, образуя заводь с тихим течением. Горы слева и справа уходят вверх очень круто, но склоны не каменисто-безжизненны, а покрыты густым лесом. В конце октября под деревьями, обрамляющими дорогу, полно розовых цикламенов. Вверху ветви густо переплетаются, и тропа временами превращается в таинственный туннель, потолок которого осеннее разноцветье делает таким же красивым, как мозаики времен Юстиниана.

Сам Бадар ничего интересного из себя не представляет. Никаких развалин Бедерианы я там не нашел, да, впрочем, и не искал. Дойдя кружным путем до Катланова, остановил попутку и вернулся в Орешане. На заметку: автостопом в Сербии и Македонии пользовался несколько раз, для относительно коротких поездок. Машины останавливаются далеко не каждая (обычно — очень старые), но водители везут охотно. Они любят поговорить (ни английского, ни немецкого, как правило, не знают, но с южными славянами на несложные темы можно говорить и по-русски) и от предложенных денег отказываются наотрез.

Обратная дорога до Белграда не имела отношения к Юстиниану, но ее стоит описать — хотя бы для сведения тех, кто решится повторить этот маршрут.

Еще в Москве я решил не ехать автобусом, а воспользоваться поездом Скопье — Белград, прельстившись очень заманчивым расписанием: отправление в 22.19, прибытие около восьми утра. Билет смутил дешевизной, и выяснилось, что спать в поезде получится только сидя. Кассир любезно подсказала, что чуть более чем за триста македонских динаров (это рублей триста пятьдесят) можно в поезде приобрести kushetku , но, не объясняя причины, отговорила делать это сразу — мол, оплатите в самом вагоне.

Если судить по столице, объявлений в Македонии не делают не только в поездах, но и на вокзалах. Я ориентировался по висящему над путями табло, но когда примерно в половине одиннадцатого мигавшая надпись «arriving» вместе с информацией о поезде пропала, стало ясно: что-то пошло не так. По платформе начали метаться, возбужденно переговариваясь, мои будущие попутчики, числом не более десяти. Довольно быстро похолодало. Впрочем, «похолодало» слишком мягко сказано. Стало очень холодно. Наконец еще через четверть часа возник полицейский. Услышав его разъяснения, мои товарищи по приключению взяли вещи и начали спускаться вниз, на вокзал. Полицейский говорил по-английски и отдельно сообщил мне, единственному тут неместному, что где-то на территории Греции поезд загорелся. Теперь составу ищут замену и часа через два обязательно найдут. Почему поезд от Скопье до Белграда загорелся в Греции, я так и не понял, но предположил, что ехать придется экспрессом Салоники — Белград. Воображение нарисовало вагоны: мягкие кресла, приглушенный свет, мирно спящие на kushetka’x пассажиры, любезные проводники в отутюженной форме, предлагающие входящим на станциях путешественникам чай и экзотические сладости.

Но этого счастья следовало еще дождаться. Никаких объявлений — ни по громкой связи, ни на табло — в зале ожидания не было. Похолодало и здесь. Через час пришел полицейский и снова пообещал поезд через два часа. Звучало это если не совсем зловеще, то как-то не очень обнадеживающе.

Железнодорожная станция в Скопье совмещена с автовокзалом. Ночью здесь не работает ничего. Точнее, на автовокзале, куда более оживленном, есть и обмен валюты, и кафе — но днем. А вот на железнодорожном вокзале, кроме нескольких касс, зала ожидания и лестниц наверх, на платформу, ничего нет и днем. Мне же нестерпимо хотелось хоть чем-нибудь согреться. Единственной работающей точкой общепита оказался автомат с растворимым кофе, куда я бросил последние 50 динар, но вместо двух чашек, как явствовало из ценника, получил лишь одну. Хоть за это спасибо! Кофе чуть-чуть подсогрел, и я снова побрел в зал ожидания.

Не знаю, топят ли его зимой, но 30 октября в нем было лишь чуть теплее, чем на улице. Мои товарищи по несчастью извлекли из чемоданов кто что мог, и все дружно стали напоминать бомжей. У меня же не было ничего, кроме упаковки из-под купленного в Скопье чемодана. В нее я и завернул ноги: сначала пластиковый мешок, а сверху синтетическая тряпка с эмблемой производителя чемоданов. Внимание служащих вокзала к нам выражалось в том, что, если кто-то ложился на кресло, приходил одетый в фирменный китель, свитер и шерстяную вязаную шапочку человек и приказывал сесть.

Так прошло четыре часа. Наконец кто-то вошел, и мы услышали вожделенное «десять минут». Мы медленно собрали вещи, преобразились из бомжей в нормальных людей и поднялись на платформу, под пронизывающий ветер.

Экспресс Салоники — Белград уже стоял на путях. Не хочу томить читателя ожиданием: внешне он представлял собой раскрашенный дизель, подобный тому, на котором я в первый день путешествовал до Таора. Внутри же… Если тот был сделан при Тито, то этот, подозреваю, еще при Карагеоргиевичах. Нет, это, конечно, шутка, но вагон был в состоянии очень сильной замызганности. Когда-то, еще во времена СССР, на меня произвел неизгладимое впечатление поезд Грозный — Гудермес. Теперь таких впечатлений два. Не знаю, может быть, тот, изначальный, сгоревший поезд был получше.

Первое, что стало ясно: kushetka не нужна: каждое купе представляло собой шесть повернутых друг к другу кресел, убрав подлокотники которых, можно было лечь. На весь вагон из десятка купе пришлось три человека — никаких проблем с местами. Ткань кресел когда-то была темно-малиновой, но от бесчисленного числа задов, ног, голов, чемоданов, напитков и даже сигарет цвет этот изрядно поменялся. Купе от коридора отделяла перегородка из стекла, со стеклянной же сдвигающейся дверью. В поезде оказалось тепло! О блаженство! Но буквально через минуту блаженство сменилось беспокойством: не просто тепло, но жарко. Нестерпимо жарко. В каждом купе есть регулятор температуры. Крутил свой и так и этак, но особого эффекта это не дало. Пришлось открыть дверь. То же сделали и все соседи. Уже утром в поезде посвежело: кто-то не выдержал и открыл наружную дверь, ту, которая ведет из вагона на перрон. Да-да, мы спокойно проехали пол-Сербии с открытым настежь тамбуром.

Я постелил упаковку из-под чемодана под ноги и лег головой к стеклянной перегородке. Это было единственно возможное положение: развернись в противоположную сторону, непременно получил бы тепловой удар от нагретой стены и металлической батареи под окном.