Сергей Дашков - Юстиниан

Юстиниан якобы хотел даже стены сделать из чистого золота, но его остановила высказанная кем-то из советников мысль, что металл снимут, когда возникнет нужда в средствах, а храм после этого разберут.

Вокруг алтарного престола красовалась большая, украшенная драгоценными камнями посвятительная надпись от имени царственной четы, начинавшаяся с литургической фразы, которую сохранил писатель XI века Георгий Кедрин: «Твоя от Твоих мы приносим Тебе, Твои, Христе, рабы Юстиниан и Феодора: милостиво прими сие, Сыне и Слове Божий, за нас воплотившийся и распятый, и сохрани нас в вере Твоей православной, — и государство, которое Ты нам вверил, умножи во Свою славу, и сохрани предстательством Пресвятой Богородицы и Приснодевы Марии» [331] Курганов , 2015. С. 43. . Алтарь впоследствии задрапировали шелковыми тканями, на которых ремесленники константинопольских эргастириев искусно вышили изображения Юстиниана и Феодоры, благословляемых Христом и Богородицей [332] Матвеева , 2015. С. 123, 148. . Но не только работники по шелку украшали храм: на снабжение и пополнение казны Святой Софии работали 1100 мастерских, владельцы которых были освобождены от прочих повинностей!

Зодчие тщательно продумали и такой аспект, как освещенность собора. Западная часть, нартекс, где должны стоять грешники, была затемнена. Центральная часть, наос, освещалась большим числом окон, и чем ближе к куполу и святому месту, алтарю, тем светлее. Даже сейчас, когда из 215 окон, бывших там ранее, заложено и заслонено контрфорсами более тридцати, внутреннее пространство словно купается в лучах солнца. Когда заходило солнце, зажигались светильники, многие из которых были сделаны из чистого серебра. Купол же, невиданных размеров, будто покоился на кольце света, льющегося из сорока окошек барабана, — и с земли казалось, будто он не держится на чем-то вещественном, а свисает прямо с неба, как выразился Прокопий, — на золотой цепи.

Даже сейчас, с утраченными по большей части мозаиками, без драгоценного алтаря и без стоявшей рядом колонны с конной статуей Юстиниана, это здание служит памятником той эпохе и тем людям, вечным символом Византии. Это ясно понимали и наши предки. Святая София произвела неизгладимое впечатление на русов, когда они, готовясь к выбору религии, прибыли в Константинополь (во всяком случае, так гласит предание): «И пришли мы в Греческую землю, и ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали — на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом, — знаем мы только, что пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах. Не можем мы забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького; так и мы не можем уже здесь пребывать» [333] ПВЛ, под годом 6495 (987). С. 186. .

«Прошу у твоего мудролюбия, чтобы ты красками написал мне изображение великой этой церкви, Святой Софии в Царьграде, которую воздвиг великий царь Юстиниан, в своем старании уподобившись премудрому Соломону. Некоторые говорили, что достоинство и величина ее подобны Московскому Кремлю, — таковы ее окружность и основание, когда обходишь вокруг. Если странник войдет в нее и пожелает ходить без проводника, то заблудится и не сможет выйти, сколь бы мудрым ни казался он, из-за множества столпов и околостолпий, спусков и подъемов, проходов и переходов, и различных палат и церквей, лестниц и хранилищ, гробниц, многоразличных преград и приделов, окон, проходов и дверей, входов и выходов, и столпов каменных. Упомянутого Юстиниана напиши мне сидящего на коне и держащего в правой своей руке медное яблоко, которое, как говорят, такой величины и размера, что в него можно влить два с половиной ведра воды. И это все вышесказанное изобрази на книжном листе, чтобы я положил это в начале книги и, вспоминая твое творение и на такой храм взирая, мнил бы себя в Царьграде стоящим», — риторически восклицал книжник начала XV века Епифаний Премудрый, обращаясь к иконописцу Феофану Греку [334] Цит. по: http://lib2.pushkinskijdom.ru/tabid-4992 . .

Прошло шестьсот лет, и в издательстве Сабашниковых вышел путеводитель, написанный великим французским историком Шарлем Дилем. В великолепном переводе О. Анненковой он стал шедевром описания собора (тогда — еще мечети): «Возможно, что извне, если смотреть между тяжелыми контрфорсами, поддерживающими ее пошатнувшиеся стены, Св. София кажется посредственной и незначительной; но войдите в царскую дверь, через которую проходили некогда пышные шествия императоров, взойдите под гигантский и в то же время столь легкий и светлый купол, который является навеки непревзойденным образцом византийского искусства, взгляните на пышность многоцветных мраморов, которыми выложены стены, на золотой блеск мозаик вверху куполов, на трепетную и пышную гармонию искусно подобранных красок, и вы неизбежно будете потрясены этим глубоким и волнующим величием. И тогда кажется не важной турецкая обстановка мечети, заменившая собой драгоценности алтарей и иконостасов; не важны большие зеленые доски, расцвеченные золотыми буквами, тяжело посаженные на изгибах аркад; и даже не важен турецкий цемент, частью закрывающий сверканье золотых мозаик: среди этой красоты дух без усилия вспоминает исчезнувшие времена, когда в христианской Византии Великая церковь, как говорили тогда, являлась центром политической и религиозной жизни Империи; и снова, словно во сне, обширные нефы наполняются движущейся и торжественной толпой шествий и церемоний; проходят образы императоров, такие, как вы их видите в Равенне, на стенах св. Виталия, Юстиниан и Феодора, во всем блеске их величия, и еще другие, Дуки, Комнены, Палеологи, которые некогда столь храбро защищали против ислама „город, хранимый Богом“, и в уединении великой базилики вы чувствуете, как в сердце медленно поднимается как бы смутное сожаление об исчезнувшем прошлом, как бы неясное желание, чтобы наступил день, когда в Св. Софии, возвращенной ее древнему христианскому великолепию, вселенский патриарх снова, как некогда, встретил бы императора» [335] Диль , 1915. С. 229, 230. .

Неясно, случайно или нет, но именно с 537 или 538 года меняется иконография основных монет Византии: золотых солидов и меди (фоллисов и их фракций). На смену портрету императора в три четверти с копьем (солиды) или в профиль (медные монеты) приходит единый тип: император в шлеме с гребнем гордо смотрит в фас, поднимая в правой руке державу с крестом — предмет, на века ставший главной инсигнией государя в Византии и вообще в христианском мире.

По случаю освящения храма Юстиниан устроил великий праздник. Следуя древней, давно позабытой традиции, заклали жертвенных животных — по 10 000 кур и петухов, 6000 овец, 1000 волов, 1000 свиней, 600 оленей (где их только изловили в таком количестве?); раздали бедным 30 000 мер зерна (около 15 тонн). Пир длился до 6 января, более двух недель [336] Сорочан , 2015. С. 251. .