Сергей Дашков - Юстиниан

Обменивались готы посольствами и с франками, однако два германских народа не доверяли друг другу — особенно после вероломного нападения на готские войска на севере Италии.

Тем временем Велисарий добился отзыва Нарсеса, с которым конфликтовал, и осадил Равенну. Юстиниан в Константинополе принял уполномоченных Витигиса, склоняясь кончить войну миром на условиях утраты готами Италии к югу от По. Однако надеявшийся на скорую победу Велисарий не дал на эти условия согласия: судя по всему, он становился в Италии ключевой фигурой. Следующей весной, в мае 540 года, столица державы остготов пала. Витигис сложил с себя власть и подчинился воле византийцев. Рассказывали, что одной из причин, принудивших город к сдаче, стал пожар городского арсенала с запасами продовольствия: якобы подожгли его люди Матасунты, ненавидевшей низкородного мужа-насильника.

Варвары предложили Велисарию быть их королем, но полководец отказался и отправился в Константинополь — с богатой добычей, пленниками (среди которых были Витигис с Матасунтой) и заложниками. Как и после вандальской кампании, кто-то из окружения послал в столицу донос, обвиняя главнокомандующего в попытке узурпации власти.

То ли поэтому, то ли потому, что времени и впрямь не было, Юстиниан не только не разрешил Велисарию справить второй триумф, но даже не позволил, по обычаю, показать народу добычу. Она была продемонстрирована лишь узкому кругу придворных, а стратига быстро отправили сражаться с персами. Сам же август принял титул «Готский». Витигиса, как и Гелимера, поселили в Малой Азии, где он тихо скончался в покое и достатке через два года. Его вдова Матасунта вышла замуж за патрикия Германа, двоюродного брата Юстиниана.

Равенна стала центром управления византийской Италией. Готы, не желавшие мириться с новой властью, покидали город (чему византийцы не мешали), а их место заняли пришлецы с Востока или из других италийских областей. Готы же обосновались в Вероне и Тицинуме, который стал столицей их администрации. Владения ромеев и готов отделяла река По. После Ильдибада и Эрариха, незначительных королей, правивших не более двух лет, в 541 году правителем остготов стал опытный воин, умный и мужественный человек Тотила (на монетах — Бадуила), племянник Ильдибада. Над Италией вновь нависла угроза войны, руки же Юстиниана были связаны кампанией на Востоке.

Как и в Африке, в Италии восстановили старые римские порядки и началось строгое и повсеместное взыскание налогов. Но, в отличие от Африки, завоевание Италии не стало полным: севернее По готы по-прежнему управлялись своей властью, и буквально сразу по отъезде Велисария начались вооруженные столкновения между ними и силами Юстиниана.

Что же касается налогов, то как раз в 538–539 годах Юстиниан издает несколько новелл, из которых видно, что для государства вопрос собираемости средств с населения стоял едва ли не на первом месте. Войны, стройки, выплаты варварам требовали денег, денег и еще раз денег. Этого же требовал император от своих чиновников. Поскольку при любой системе налогообложения конечным плательщиком является народ, финансовое бремя возрастало повсеместно. Разорялись торговцы, ремесленники, куриалы, крестьяне. Они, а также жители территорий, подвергавшихся набегам врагов, оставляли привычный уклад и переселялись в города, где легче было найти работу или благотворителей, обеспечивавших хотя бы бесплатной едой. Это являлось нарушением установленных правил (ведь, согласно законам того времени, ни колон не имел права перестать обрабатывать свою землю, ни ремесленник — покинуть свою коллегию), но происходило массово и повсеместно. Не следует сбрасывать со счетов и жителей окраин, диких гор и пустынь, стремившихся в центральные провинции, в города — просто за лучшей долей. Конечно же, главным магнитом для переселенцев был Константинополь. Еще в 535 году Юстиниан описал данное бедствие в одной из своих новелл и вместо ночного эпарха ввел должность народного претора, расширив его полномочия для наблюдения за новопереселенцами. Прошло четыре года, и наплыв обездоленных в столицу оказался таким, что пришлось вводить еще одну должность — квезитора, в обязанности которого входило следить за состоянием нравов: ведь пришлый элемент по-другому мыслил и вел себя. «Известно нам, что провинции постепенно лишаются собственных жителей, великий же этот наш город постоянно осаждается различными людьми, покинувшими свои города и бросившими земледелие» [339] Чекалова , 1997. С. 134. , — писал император в преамбуле к соответствующей новелле (80-й). К тому же многие из пришлых людей были полуварварами, еле говорившими по-гречески, или вообще стопроцентными варварами. Жители Константинополя в этом смысле, наверное, переживали то же самое, что и мои московские современники на рубеже 2000-х годов: город менялся на глазах. Квезитор имел право суда и мог при необходимости удалить из Константинополя проштрафившихся. Ну и на всякий случай в 539 году император выпустил новеллу, усиливавшую ответственность за продажу оружия частным лицам (85-ю). При обнаружении оружия его предписывалось отбирать в пользу казны, а продавца наказывать. В том же году 79-й новеллой монахи и монахини были освобождены от подсудности гражданской власти по делам об имущественных исках, которые теперь надлежало рассматривать суду епископа.

В очередной раз напав на Фракию, гунны-кутригуры и славяне в 540 году дошли до предместий столицы, вызвав среди ее жителей небывалую панику. Небольшой отряд варваров сумел даже переправиться через Дарданеллы. Затем они опустошили Грецию (кроме Пелопоннеса) и ушли домой. Но и этот дерзкий набег померк в сравнении с тем, что творилось на восточной границе.

В конце зимы 540 года случилось то, чего Юстиниан опасался: Иран нарушил мир. Выставив в качестве предлога для войны несколько обстоятельств (в основном жалобы армян и арабов на притеснения со стороны ромеев), Хосров I Ануширван задержал императорского посланника Анастасия и, лично возглавив войска, переправился через Евфрат. Рассказывая об этом эпизоде, Прокопий в очередной раз сделал выпад в адрес Юстиниана (вложив отрицательную характеристику в уста врагов — армян, обращавшихся к Хосрову): «…тот, кто, о царь, на словах тебе друг, а на деле — враг, пренебрегая и друзьями, и врагами, разрушил и привел в беспорядок мир человеческий. В этом ты и сам скоро убедишься, когда ему удастся полностью подчинить себе западные народы. Чего он только не сделал из того, что было ранее запрещено? Чего он не подверг потрясению из того, что было хорошо устроено? Разве не обложил он нас податью, которой раньше не было? Разве не обратил он в рабов наших соседей цанов, бывших до того независимыми? Разве не поставил он римского архонта над царем несчастных лазов, совершив таким образом недостойный поступок, противоречащий самой природе вещей и нелегко объяснимый словами? Разве не послал он своих военачальников к жителям Боспора и не подчинил своей власти город, совершенно ему не принадлежавший? Разве не заключил он военный союз с царством эфиопов, о котором римляне никогда раньше не слыхали? Более того, он покорил и омиритов (химьяритов — С. Д .), завоевал Красное море, присоединил к Римской державе землю фиников. Не будем уже говорить о страданиях ливийцев и италийцев. Всей земли мало этому человеку. Ему недостаточно властвовать над всеми людьми. Он помышляет о небе и рыщет в глубинах океана, желая подчинить себе какой-то иной мир» [340] «Война с персами». 2. III. См.: Прокопий . Войны. С. 79. .