Александр Мещеряков - Terra Nipponica [Среда обитания и среда воображения]

Пожалуй, только правоверные буддисты оставались в целом более равнодушны по отношению к идее «божественности» Японии, но буддизм, как уже было сказано, в значительной степени теряет свои позиции в качестве кладезя премудрости.

Реанимация конфуцианской картины мира, в которой актуализирована прямая связь между природными условиями и жизнью государства (общества), означала возрождение тех взглядов на природу и общество, для которых характерен крайний географический детерминизм – убеждение в существовании прямой корреляции между природной средой обитания и «качеством» людей, населяющих эту землю. В традиционной дальневосточной мысли считалось, что центр («срединная страна») по определению обладает природой и климатом, которые более благоприятны для культуры и нравственности, чем природные условия окружающей центр периферии. Видный мыслитель, теоретик «пути самурая» Ямага Соко (1622–1685) прямо утверждал: «срединная страна», т. е. Япония, обращена «спиной» к востоку и северу, «лицом» – к западу и югу, четыре времени года там сменяют друг друга в правильной последовательности, а потому люди там «чисты», они не смешиваются с обитателями других стран, а императорская династия не знает перерыва. И все это обусловливается свойствами территории, которая совершенно не случайно имеет форму копья. В связи с этим люди в «срединной стране» отличаются воинскими доблестями, «гармония» там утверждена крепко, как алмаз [360]. Ямага Соко отмечал также выгодность международного положения Японии – она окружена морями и потому не соприкасается с варварами. Таким образом, природные условия защищают страну от иноземных нашествий, что избавляет от необходимости строительства фундаментальной обороны [361].

В японских условиях географический детерминизм конфуцианского типа дополнялся представлениями, восходящими к синтоистскому мифу, понимаемому в том смысле, что нынешняя ситуация есть отражение и проекция акта божественного творения. В этом дискурсе территория Японии соотносилась с солнцем и восточным расположением. Позиционирование Японии как «восточной страны» было намного более распространенным, чем убеждение Ямага Соко в том, что она занимает центральное положение.

В пьесе ритуального и ныне практически исчезнувшего театра ковака-маи (танец-пантомима, исполняемый под речитатив сказителя) под названием «Дайнихонги» («Рассказ о великой Японии», текст пьесы зафиксирован в XVII в.) повествуется о том, как божества Идзанаги и Идзанами создавали мир. Этот рассказ является поздней интерпретацией синтоистского мифа. В исходном варианте мифа божества создают только Японские острова, а о других странах ничего не сообщается. Однако, согласно тексту пьесы, божества создают сначала Японию, а потом также Индию и Китай, которые, правда, больше Японии. При этом Япония похожа на солнце, Индия – на луну, а Китай – на звезду. Примечательна концовка этого произведения: хотя считается, что наша Япония, управляемая императорской династией, получилась маленькая, но все равно она лучшая из трех стран, именно она похожа на солнце и жизнь людей там долгая [362].

Таким образом, преимущества территории Японии состоят в том, что она была создана божествами первой, она ассоциируется с солнцем (является его земной проекцией), а люди там отличаются долгожительством. Позиционирование трех упомянутых стран находит соотношение с традиционным понятием «три вида света» (санъё), исходящего от солнца, луны и звезды. Поскольку солнце (Япония) и луна (Индия) соответствуют востоку и западу, то логично предположить, что положение Китая определяется как промежуточное между ними, центральное. Но если в китайском восприятии центральное положение наиболее выгодное, то в японском понимании наилучшим является все-таки восточное расположение. В этом отношении мыслители эпохи Токугава реанимируют пространственную картину мира, свойственную для древности.

Знаменитый ученый конфуцианского толка Кумадзава Бандзан (1619–1691) работал в той же мыслительной парадигме, что и автор(ы) ковака-маи. Он утверждал: «Трем странам соответствуют три вида света. Индия управляется богом луны и потому именуется лунной страной. Китай управляется звездным богом и потому именуется Синтан [ «Синтан» – транслитерация санскр. Cina-sthana, так именовали Китай древние индийцы]. Наша страна управляется богом солнца, и потому она именуется Нихон – солнечной. Луна и звезды являются производными от солнца, поэтому две другие страны являются нижним течением. Именно наша страна – исток тысячи миров, начало десяти тысяч стран. То, что она маленькая, является доказательством того, что [Япония] является началом для трех стран. Все десять тысяч вещей имеют началом малое».

При таком подходе размер территории переставал быть решающим параметром при обсуждении вопроса о достоинствах страны. Кумадзава Бандзан полагал также, что свойства управляемой божествами японской земли настолько хороши, что там много золота и серебра, полей и людей, которые необычайно умны. Другие страны взирают на Японию с завистью и алчностью, но Япония – это страна воинов, и поэтому иноземцы не могут заполучить чаемого [363].

Рассуждения о благодатности японской земли сделались в период Токугава правилом хорошего тона. Нисикава Дзёкэн принадлежит к числу тех мыслителей, которые внесли большой вклад в процесс осмысления места Японии в мире. Высказанные им положения хорошо отражают интеллектуальный климат его времени, многие из них сделались общепринятыми.

Нисикава был известным ученым – астрологом и географом. Он родился в Нагасаки, получил традиционное конфуцианское образование. Вместе с тем он был знаком и с западными научными теориями. Нагасаки был тем городом, где познакомиться – хотя бы и в ограниченной степени – с достижениями европейской науки было легче всего, ибо там находилась торговая фактория голландцев.

Одной из известных работ Нисикава Дзёкэн стал трактат 1720 г. «Нихон суйдо ко» («Размышления о японской земле», буквально «Размышления о японской воде и земле»), в котором он обосновывал несравненные достоинства географического положения Японии [364]. В этом трактате он оперирует не только традиционными категориями китайской политическо-географической философии, но и европейскими знаниями. В начале своего труда он приводит относительно «объективную» географическую карту мира с нанесенными на ней континентами и некоторыми странами, с изображением экватора, северного и южного тропиков. В то же самое время на этой круглой карте присутствует и привычное обозначение направлений с помощью циклических знаков. Однако китайское и европейское знания не вступают во внутренний конфликт и служат одной и той же цели: обоснованию тезиса об уникально-благоприятном географическом положении Японии. В предисловии к своему труду Нисикава говорит о том, что иноземцы «хвалят красоту своих стран», но при этом они не свободны от субъективизма и личных пристрастий.