Александр Мещеряков - Terra Nipponica [Среда обитания и среда воображения]

Анализ указов императора Мэйдзи свидетельствует об изменении объекта его светоносной активности применительно к внешней для японца среде. Если раньше император выступал жрецом-посредником между подданными, грозной природой и высшими силами, то теперь в качестве «внешней среды», которая угрожает японцам и одновременно манит их, выступают зарубежные страны. И теперь именно этот внешний мир требовал умиротворения и вмешательства императора. В связи с этим в правление Мэйдзи весьма значительное количество его указов направлено на выстраивание внешних отношений Японии (включая, естественно, и войны). Таким образом, место нерукотворной природы занимает человеческий фактор.

Отказываясь от ответственности за поведение природы, император тем не менее все равно оставался «хозяином времени». Но это было уже не столько время циклическое (времена года), сколько время линейное. Во-первых, Мэйдзи правил под собственным и только ему принадлежавшим девизом. Во-вторых, несмотря на упразднение лунного календаря и переход на календарь солнечный, григорианский календарь все равно имел ограниченное распространение. В качестве нулевой точки отсчета времени выступало не рождение Христа, а год интронизации мифического первоимператора Дзимму. В-третьих, с введением солнечного календаря японцам приходилось сообразовываться именно с этим новым императорским временем, которое зачастую плохо соотносилось с временем природным. Так, в рамках новогодней обрядности придворные были вынуждены привычно сочинять стихи о теплом весеннем ветерке уже 1 января, хотя на самом деле о таком ветерке можно было только мечтать. Но приказ императора оказывался убедительнее хода природного времени.

Мэйдзи отказывался брать на себя ответственность за природу, однако подданные по инерции все равно соотносили императора с ней, но не с природными аномалиями, а с природной благодатью. Для них император являлся живым олицетворением жизнепомогающих природных сил. Когда 25 августа 1879 г. Мэйдзи «по просьбе жителей Токио» совершил прогулку по парку Уэно (первый в Японии парк европейского типа), они преподнесли ему адрес, в котором «священное правление» уподоблялось жизнетворящему дождю, добродетельность государя – восходящему солнцу, его милость – «ветру, приносящему счастье» [421].

Таким образом, связь между императором и благодатной природой не утрачивается в массовом сознании окончательно. Текст песни под названием «Душа императорского указа», опубликованной в нативистском журнале «Нихондзин» в 1891 г., начинается со слов: «Река императорского указа течет по склонам находящейся в тени горы». Далее взору открываются бескрайние благоухающие просторы, которые орошает эта река. При этом сквозь заросли тростника видны пасущиеся коровы и овцы [422]. Таким образом, император (его указ) обладает жизнетворящей (орошающей) силой, государевы слова-действия по-прежнему имеют жизнеустроительный и общенациональный смысл и размах. Подобное стихотворение могло бы быть сочинено на китайском языке и в давние времена. Единственное, что по-настоящему выбивается из привычного смыслового ряда, – это упоминание пасторальных коров и овечек, которые служат указанием на происходившие «прогрессивные» перемены в стиле жизни. В это время японцам настойчиво советовали потреблять больше мяса и молока, чтобы сравняться по телесным параметрам с европейцами.

Связь образа императора с природными стихиями хорошо заметна и в первой посмертной биографии Мэйдзи (1913 г.). В ней, в частности, говорилось: «Император обладал огромной гуманностью, он постоянно заботился о спокойствии народа. Когда случались природные бедствия, не случалось и дня, чтобы он не отправлял посланника на центральную метеорологическую станцию по нескольку раз в день. Кроме того, во время сбора урожая его большая душа обращалась в сторону полевых работ и никогда ни на миг не отвлекалась от изучения аномальных явлений Неба и Земли. Когда свирепствовали дурные болезни, он неизменно являл глубины своего сердца и изволил говорить о том, что негоже жалеть денег на сострадательную помощь бедным и убогим, жертвам войны и раненым. Когда он слышал о том, что среди народа расцветают сострадание и доброта, его сердце переполнялось радостью… Император всегда чутко прислушивался к пожарному колоколу, и, когда раздавался его тревожный звон, он в великом беспокойстве выходил в сад и, понаблюдав за заревом на небе, немедленно осведомлялся об обстоятельствах и печаловался. В апреле 44 года Мэйдзи [1911] в [токийском районе] Ёсивара случился ужасный пожар. После того как тогдашний министр внутренних дел любезно осмотрел место происшествия, он немедленно подробно доложил государю о разрушениях и о состоянии пострадавших. Государь воспринял это очень близко к сердцу и немедленно распорядился об оказании помощи. Узнав о том, что в том же самом месте в прошлом году случилось наводнение, он стал настойчиво расспрашивать и печалиться о несчастьях, случившихся в его земле, постоянно осведомлялся об оказанной помощи у министра двора и у придворных, безмерно горевал. Ему представляли доклады, а он отдавал приказы об оказании значительной помощи» [423].

Из вышеприведенного пассажа видно, что император Мэйдзи является всесострадательным правителем, образ которого тесно связан с образом праведного правителя конфуцианского типа. Помощь пострадавшим от стихийных бедствий и эпидемий входила в программу его действий, и Мэйдзи следует этой традиции. В то же самое время в его образ вводятся и более современные характеристики. Это видно из утверждения, что Мэйдзи «изучал» природные аномалии. В традиционной Японии правитель рассматривался как гарант «правильного» хода времени, чередования сезонов, богатого урожая. Правильный ход времени он обеспечивал с помощью ритуалов. Хотя Мэйдзи действительно продолжал участвовать в отправлении таких ритуалов, в данном жизнеописании сделан акцент на научной (западной) составляющей его поведения. Связь с природой он осуществляет через метеостанцию и научное изучение «аномальных явлений». Этот «исследовательский» мотив получит особенно большое развитие при императоре Сёва (Хирохито), внуке Мэйдзи. Он позиционировался, в частности, как ученый академического типа, который занимается исследованием морской фауны.

Тесная связь императора Мэйдзи с природной средой видна и из тех похвал, которые расточает биограф его поэтическому дару. В этом смысле образ Мэйдзи тоже соответствует традиционным представлениям о верховном правителе, который своими стихотворными упражнениями приводит страну и природу в гармоничное состояние. «Император сочинял с божественной быстротой, придворные не могли сдержать возгласов восхищения. Император сочинял на самые разные темы, особенно много у него стихов, посвященных делам государственным, образованию, делам военным, пяти злакам, дождям и ветрам. Каждая из этих тем постоянно занимала священные помыслы императора, каждая из них превращалась в его стихах в сокровище». Далее приводятся несколько стихотворений императора, посвященных, в частности, сливе и сакуре, т. е. образам, ассоциирующимся с весной, радостью и надеждой. Однако эти стихи уже не имеют заклинательного смысла. Японцы простирались перед императором, кланялись его портрету, он обладал непререкаемым авторитетом, но тем не менее не имел статуса «настоящего» божества. Он обладал вполне человеческим смертным телом и человеческими чувствами. Одним из сильных мотивов поведения «простого» японца было желание «не огорчать» государя и отца нации своим неправедным поведением.