Александр Мещеряков - Terra Nipponica [Среда обитания и среда воображения]

В начале правления Мэйдзи японцам мнилось, что в их стране нет ничего привлекательного. Они стали казаться себе ничтожными – в том числе по росту. Вслед за европейцами они стали говорить, что японский мужчина напоминает обликом женщину и ребенка. Своя страна тоже казалась японцам слабой и крошечной. В период Токугава они считали ее самодостаточной и обеспеченной всем необходимым – солнцем, едой, водой, ископаемыми и иными природными ресурсами. Теперь же стало понятно, что для создания современной промышленности ей не хватает собственных ископаемых, прежде всего железной руды, без которой было невозможно построить современную индустрию и вооружить армию. Япония представлялась теперь в виде крошечных островков, страну постоянно называют «одиноким островом», расположенным на периферии «цивилизованного мира» – на Крайнем Востоке. Восточное позиционирование страны не претерпело изменений, однако теперь она оказалась еще дальше от центра, чем раньше. Раньше это были или родина Будды Индия (ныне британская колония), или конфуцианский Китай (ныне полуколония). Теперь же место центра заняла Европа (особую роль играла Англия с ее Гринвичским меридианом).

В ламентациях тогдашнего времени по поводу малости Японии хорошо слышна главная идея прошлой эпохи: какова земля, таковы и населяющие ее люди. Иными словами, земля Японии не в состоянии породить людей сильных и конкурентоспособных. В связи с этим многие японцы выступали против того, чтобы иностранцы имели право селиться на земле Японии там, где им заблагорассудится. В период Токугава закрытие страны объяснялось, в частности, тем, что «нечистые» иноземцы оскверняют «чистую» японскую землю. Теперь же заговорили, что японцы не в состоянии выдержать конкуренцию с иностранцами. Казалась невероятной и сама мысль о том, что может настать такое время, когда «жалкие» японцы будут переселяться за границу и смогут вести там достойную жизнь. Отметив, что японцы уступают по физическим кондициям не только европейцам, но и китайцам, и корейцам, видный философ Иноуэ Тэцудзиро (1855–1944) в 1889 г. писал: «Во всем мире для японцев существует лишь одно место для жизни – это Япония, следует помнить, что только в самой Японии может жить японец. Трудно ожидать изменения нынешней ситуации, когда японцы сумеют развиться, станут сильным и большим народом, распространятся по миру, станут переселяться в другие страны. Поэтому в течение определенного времени японцы смогут жить только в крошечной Японии» [424].

В 1891 г. был обнародован знаменитый Указ о воспитании, смысл которого заключался в необходимости воспитать японца, безгранично преданного императору и родине. Иноуэ Тэцудзиро было поручено написать книгу, разъясняющую этот указ. При ее написании Иноуэ консультировался с высокопоставленными чиновниками, рукопись просмотрел сам император Мэйдзи, что придало книге вполне официальный статус.

В предисловии Иноуэ говорил о том, что, обучаясь в Европе (в Германии), он своими глазами убедился в «слабости» Японии. Далее он констатировал: подавляющее большинство стран Африки и Азии превратились в европейские колонии, и только Китай и Япония сохраняют независимость. Однако Китай погружен в трясину традиции и не демонстрирует стремления к прогрессу. И лишь от Японии можно ожидать успехов на этом пути. Но Япония – маленькая страна, ее население составляет всего лишь 40 миллионов человек, она окружена с четырех сторон врагами, а потому единственным способом отстоять свою независимость является готовность каждого японца пожертвовать своей жизнью ради государства, императора, родины [425].

Таким образом, в течение достаточно длительного времени тезис о крошечной и слабой островной Японии фактически являлся составной частью государственной идеологии. Японцы сетовали на малость своей страны, несмотря на то что в начале правления Мэйдзи территория Японии в реальности значительно увеличилась. В ее состав на полном законном основании вошла даже не изображавшаяся ранее на картах Японии «земля Эдзоти» (она получила название Хоккайдо – «округ северного моря»), архипелаг Рюкю получил статус японской префектуры Окинава (раньше королевство Рюкю было двойным данником – Китая и японского княжества Сацума на Кюсю). Согласно Санкт-Петербургскому договору 1875 г., произошло территориальное размежевание с Россией и Курильские острова отошли к Японии в обмен на признание российской юрисдикции над Сахалином. Курилы, как и Хоккайдо, считались раньше обиталищем варваров, что делало острова непригодными для проживания там «настоящих» японцев. Таким образом, не физические размеры территории, а общее мироощущение сказывалось в первую очередь на восприятии размеров страны.

Однако надежда на лучшее будущее все-таки не оставляла японцев. Они искали его на разных путях. Но каких бы взглядов ни придерживались политики, ученые и публицисты, все они сходились в одном: для того чтобы страну стали «уважать» на Западе, необходимо расширить «крошечную» территорию Японии и превратить ее в колониальную империю – все «мировые державы» уже обладали колониями и стремились обзавестись новыми. Япония же явно опоздала к разделу мира – на земном шаре уже не осталось «белых пятен», любая попытка увеличить свою территорию была чревата военными столкновениями. Тем не менее японцы продемонстрировали недюжинную решимость изменить ситуацию.

Для того чтобы превратить Японию в колониальную державу, следовало коренным образом пересмотреть свои взаимоотношения с морем, ибо только покорение морской стихии могло обеспечить желаемый результат. Напомним, что в традиционной культуре Японии море представлялось стихией, обладавшей в значительной степени отрицательными смыслами. Отражением такой ситуации послужило добровольное закрытие страны для внешних контактов в начале XVII в., запрет на строительство крупных кораблей.

В первые годы правления Мэйдзи сёгунат Токугава подвергался ожесточенной критике, в частности, за свою изоляционистскую политику, которая привела к «отсталости» Японии. Одновременно начинается и переосмысление стихии моря. Если при Токугава море благодарили за то, что оно предотвращает проникновение в страну иноземцев и их «низкопробных» обыкновений и нравов, то теперь мы слышим сетования по поводу того, что это море ввиду «пассивности» режима Токугава превратилось в препятствие для проникновения в страну «передовых» достижений мировой культуры и цивилизации. И ныне следовало овладеть морской стихией – построить военный и торговый флот. Политика изоляционизма, которая раньше казалась благом, воспринималась теперь как преступная недальновидность.