Татьяна Лабутина - Британские интеллектуалы эпохи Просвещения [от маркиза Галифакса до Эдмунда Берка]

В дневнике Дэшвуда присутствует также мотив, проявляющийся на протяжении всего его путешествия. Речь идёт о «смешении стилей», часто отмечаемых путешественниками второй половины XVIII в. Другой британский путешественник в Россию У. Кокс (1748 – 1828) негодовал: «Издалека все эти шпили и купола, скрывающие окружавшие их лачуги, заставляют незнакомого с этой страной путешественника ожидать появления большого города; вместо этого он встретит лишь кучку деревянных хижин» 667. Подобного рода замечания во множестве рассыпаны и в сочинении Дэшвуда.

Англичанин не разделяет оптимизма по поводу европеизации страны. Нагляднее всего это проявляется, по его мнению, на примере русского православия, к которому Дэшвуд относится сдержанно – высокомерно. Религию русских он находит чем – то экзотическим: «У русских в церквах множество религиозных жестикуляций и обрядов, и у священников… очень красивые одеяния» 668. Дэшвуд повествует о строительстве Александро – Невского монастыря, предназначенного царём – реформатором для офицеров – инвалидов, но в дальнейшем занятого монахами. Здесь проявляется отношение к реформам в целом: «Вероятно, – признает путешественник, – что до завершения строительства этого здания смена монарха может повлечь за собой другие планы в пользу церкви и полностью уничтожить проект Петра Первого» 669.

Помимо перечисленного, дневник содержит сведения о путешествии Дэшвуда в Петергоф, о его присутствии на похоронах герцогини Екатерины Иоанновны Мекленбургской, сестры императрицы. Завершает автор своё повествование общими сведениями о России: её территории, населении, царской семье 670.

Насколько типичным можно считать произведение подобного рода? Для ответа на этот вопрос следует обратиться к аналогичным сочинениям современников. Годом позднее (1734 г.) в Петербург прибыла Э. Джастис, работавшая няней у английского купца. В своём «Путешествии в Россию», опубликованном в 1739 г., она схожим образом описывала Кронштадт, Петергоф, Ораниенбаум и центральный район Санкт – Петербурга, а также упоминала о своём знакомстве с Т. Гордоном и Кл. Рондо. После рассказа о дворе и императрице Элизабет переходит к общественному строю и нравам русских людей (пища и одежда, средства передвижения, дворцовая служба). Она отмечает такие местные особенности как религиозное суеверие, пьянство, суровость наказаний; упоминает и о крепостничестве 671. Записки другой дамы, побывавшей в российской столице в 1731 – 1739 гг. – жены упомянутого м – ра Рондо – выдержаны в том же духе. Они были изданы в 1775 г. под названием «Письма леди, проживавшей несколько лет в России, своей приятельнице в Англию». Помимо описания двора и характеристик политических деятелей, леди Рондо даёт очерки местных нравов и отмечает униженное положение народа 672.

Нетрудно заметить, что запискам британцев о России (Петербурге), посетивших страну в 1730 – 40 – е гг., присущ ряд общих черт. Прежде всего, их роднит: способ изложения, типичный набор сведений о России и её жителях, отсутствие каких – либо обобщений о стране и народе в целом. Дневник Дэшвуда, на наш взгляд, следует анализировать с учётом этих мотивов.

В произведении план как таковой отсутствует. Мысль автора перескакивает с рассказа об армии (где часть информации представлена в виде таблицы) к красочным сюжетам о русской вере, разбойниках и казнях. Без какого – либо логического перехода автор вставляет сюжет о похоронах Екатерины Иоанновны. Но нужно отметить, что «русский дневник» симметрично открывается и замыкается Кронштадтом как местом прибытия и отбытия путешественника. Сама же структура произведения соотносится с его передвижением в следующей последовательности: Кронштадт – центр Петербурга – пригороды (либо другие города) – Кронштадт. Различные сюжеты появляются в рассказе по мере того, как описание маршрута приближается к связанным с ними местами. К примеру, рассказ о российском флоте у Дэшвуда присутствует в начале текста, где говорится о прибытии в крепость – порт Кронштадт 673. Подобная структура изложения характерна для всех упомянутых путешественников.

Примечательны также их указания на встречи с соотечественниками, среди которых встречаются одни и те же имена: Т. Гордон, Т. Сандерс, Кл. Рондо. Европеизированный Петербург являлся для англичан « воротами » в Россию, тогда как «воротами » в Петербург была для них колония англичан, существовавшая там со времени основания города. Интересно, что пушкинская метафора северной столицы как «окна в Европу» восходит к упомянутому выше лорду Балтимору – другу Дэшвуда, совершившего поездку в Россию под влиянием последнего 674.

Сложно сказать, походила ли поездка Дэшвуда в Россию на прочие его путешествия. Конечно, сообщения Х. Уолпола о том, как на маскарад в Санкт – Петербурге Дэшвуд оделся Карлом XII шведским и даже соблазнил царицу Анну Иоанновну, невозможно принимать всерьёз. Но нельзя и забывать о существовании в английской диаспоре в Петербурге клубов, вроде основанного Петром I «Пьяного монастыря» 675.

В «Дневнике…» баронета Ф. Дэшвуда заметен отстранённый характер повествования, поскольку его поездка не была связана с политическими или профессиональными целями. « …Для любознательного человека, желающего поглядеть на Петербург, – рассуждает Дэшвуд, – куда как неплохо побывать там недели три или месяц, но, удовлетворив любознательность, полагаю, понаслаждаться лучше можно было бы в более южном климате» 676.

Неудивительно, что в дальнейшем Дэшвуд вместе с графом Сэндвичем посетят Турцию, результатом чего станет основание ими в 1744 г. клуба «Диван» (по названию высшего властного органа Османской империи). В клубе имелся свой «гарем», а обязательным условием членства было ношение тюрбана. Баронет Фрэнсис Дэшвуд именовался там как Эль Факир Дэшвуд Паша 677. Но наибольшую скандальную известность приобрёл, конечно, «Клуб адского пламени ». С 1752 г. группа единомышленников собиралась в Медменхемском аббатстве, расположенном в живописном месте на берегу Темзы близ Марлоу. Ранее аббатство принадлежало цистерцианскому ордену. Над главным входом был помещён знаменитый девиз Телемского аббатства Ф. Рабле – «Fay ce que voudras» («Делай, что изволишь»). Члены клуба именовали себя францисканцами по христианскому имени Дэшвуда. Их встречи сопровождались подражаниями ритуалам поклонения Вакху и Венере, чтением порнографической литературы и съёмом проституток. Сам «святой Франциск» выступал в роли верховного жреца, во время «ритуалов» осуществляя возлияния вином на головы языческих статуй из чаши для причастия. Большое влияние на создание такого имиджа «аббатства» оказали художники из числа современников. Помимо знаменитой картины У. Хогарта, проводящей параллель между Фрэнсисом Дэшвудом, читающим трактат о любви и Св. Франциском с открытой Библией в руках, известны и другие. У Кнэптона Дэшвуд представлен монахом с тонзурой и нимбом, держащим в руке бокал вина и смотрящим на статую обнажённой Венеры. У Н. Данса «святой» Фрэнсис окружён различными атрибутами сатанизма 678.