Жан-Клод Болонь - История безбрачия и холостяков

Смертоносный целибат представляет еще и угрозу обществу. Монашеские ордена, как представляется Гарнье, таят в себе особую опасность, так как в них рождается «социализм без брака, без семьи, без собственности. Появляется нечто вроде коммунизма среди разделенных полов, разрушается понятие собственности, так как она принадлежит не кому-либо в отдельности, но сообществу, представленному людьми под вымышленными именами». Он осмелился уподобить монастырь фаланстеру! Гарнье не верит, что церковь когда-либо полностью отменит целибат священников и монахов. Он хочет, чтобы были приняты хотя бы половинчатые меры, налоговые или социальные, например воинская обязанность. Пусть у священников будет право брать приемных детей, чтобы они, по крайней мере, могли жить в окружении детей. [151] Ibid ., pp. 302–303, 331–338. Другие времена, другие нравы… и другие представления о невинности.

В христианских кругах разразился и исторический спор: восходит ли целибат к апостольскому наказу, как считает Густав Бикелл (1878), или к законодательству IV века, как утверждает Франц Функ (1897)? А за этим вопросом уже вырисовывается представление о том, что целибат не является изначальным принципом.

Брешь пробита, и в нее бросаются беглецы. В 1910 году аббат Долонн пишет книгу «Современное духовенство и целибат», а аббат Клара в 1911 году — «Брак у священников». Эти книги направлены против целибата и в 1912 году включены в Индекс запрещенных книг.

Приходится резать по живому. Вопрос целибата священников урегулирован каноническим правом в кодексе 1917 года. Этот кодекс канонического права был первым систематизированным сводом после сборника Грациана XII века. Впервые брак рассматривается как препятствие к рукоположению, а это означает, что женатый человек не может войти в духовное сословие. Отныне существование женатых священников невозможно, так как запрещены равным образом и бракосочетание священника (разрешенное с 1139 года), и рукоположение женатого (только с 1917 года). Последняя мера лишь закрепила существующее положение дел: после создания семинарий сан принимают только юноши, привыкшие к мысли о том, что им сужден целибат. Вопрос шестнадцати веков христианства закрыт, но надолго ли?

Новый кодекс канонического права, предложенный Иоанном Павлом II, составлен в том же духе. Он подтверждает «обязательство блюсти постоянное и вечное воздержание из-за Царствия Небесного», следствием которого становится целибат для духовенства (канон 277, § 1) и для всех, кто вошел в религиозные установления (монахи, каноники) и публично принес три евангельских обета, один из которых — обет целомудрия (канон 654), и подпадает под действие канона 277, регулирующего жизнь духовенства (канон 672). Выход из духовного сословия не влечет за собой отмены обета безбрачия — оно допустимо только по личному разрешению папы римского или по юридическому решению, выявившему несостоятельность проведенного рукоположения (канон 290, § 1).

Действенность закона проверяется по тому, как разработаны меры его соблюдения. При старом режиме существовала церковная юрисдикция, отличная от гражданской, и нарушения канонического права, в том числе закона о целибате, влекли за собой тяжелые последствия. Религиозное призвание рассматривалось как настоящее супружество, даже если оно было притворным. Так, например, в 1389 году некий уголовник, который сделал тонзуру, чтобы избежать суда, а годом ранее обещал сочетаться браком с проституткой, был осужден и казнен, причем перед казнью ему обрили голову как двоеженцу. Считалось, что он дважды дал обещание жениться, причем оба обещания были лживыми. [152] Jehan Le Brun, Registre criminel du Châtelet de Paris , 1861, t. I, p. 53.

Можно вспомнить также «Монахиню» Дидро: героиня романа страдала, потому что не могла избежать принесения монашеского обета против своей воли — этот случай не выдумка писателя.

С 1870 года церковь потеряла политическую силу, в западных демократических странах санкции, наложенные церковными властями, не влекут за собой гражданских наказаний, они касаются жизни христианина. К ним относятся отлучение, вывод из духовного сословия, запрет в служении. Это серьезные санкции для тех, кто придает большое значение вере, но они не могут повлечь за собой ни наложения штрафа, ни заключения под стражу.

Итак, нарушение целибата возможно, но оно сразу же влечет за собой выход из духовного или монашеского звания. Разрешение на выход дает папа или епископ в зависимости от обстоятельств, и оно означает освобождение от обетов (каноны 691–692). Заключение брака влечет за собой отставку (канон 694) или наложение интердикта (канон 1394). Нарушение обета целомудрия без заключения брака может повлечь отставку с должности, если уличенный продолжает упорствовать в нарушении обета.

Сторонники и противники целибата опираются на разные системы доводов, несовместимые друг с другом. Идея целибата родилась в ту эпоху, когда девственность и целомудрие ценились весьма высоко. После возникновения психоанализа с его теорией замещения и сексуальной революции система ценностей перевернулась. Павел говорил повсюду о том, что он девственник, но в наши дни это вряд ли вызвало бы восхищение и уважение. Священник должен вызывать у верующего абсолютное восхищение, но возможно ли это, если он лишен того, что в сегодняшней иерархии ценностей занимает важное место? В повести Камю «Посторонний» священник приходит в тюремную камеру к главному герою Мерсо, чтобы ободрить его перед казнью. С каким яростным презрением говорит о нем герой: «Как он уверен в своих небесах! Скажите на милость! А ведь все небесные блаженства не стоят одного-единственного волоска женщины. Он даже не может считать себя живым, потому что он живой мертвец» [153] Albert Camus, L’Etranger (1942), Paris, Gallimard, 1994, p. 169. (пер. Н. Немчиновой). Многие сегодня смотрят на священников, добровольно отказавшихся от радостей плоти, не с восхищением, а с жалостью, и эта жалость снижает их социальный статус. Эпидемия СПИДа заново вызвала к жизни требования целомудрия. Однако теперь речь идет о выборе образа жизни, который никак не связан с церковными обетами, но и не порождает, как это было некогда, сочувственных пересудов.

И наконец, следует принять во внимание, что в современной общественной жизни установилось негласное требование открытости и искренности. Внимание привлечено не к половому акту как таковому, если он не нарушает ничьих прав, а к признанию в том, что он совершается. Сейчас никакой образ жизни не порицается, лишь бы тот, кто его исповедует, признавался в нем открыто. Незаконное сожительство и гомосексуализм, не говоря о педофилии, по отношению к которой закон наиболее строг, — можно ли сказать, что они более всего распространены в среде, вынужденной придерживаться целибата? Утверждать подобное было бы слишком смело. Но несомненно то, что проблемы, которые раньше не обсуждались, так как считались деликатными, которые предпочтительнее было скрывать и с ними мириться, сейчас выходят на свет. Скандал, разразившийся в США, когда американские священники были обвинены в том, что они покрывают священников-педофилов, свидетельствует, что современный менталитет существенно изменился. С другой стороны, женщины, сожительствующие со священниками, больше не хотят делать это втайне. Связь позорна не сама по себе, а лишь тогда, когда выясняется, что до определенного момента она скрывалась, хотя и существовала. Терпимость вырастает перед лицом искренности, и признаться в незаконной связи, как это ни парадоксально, почти равнозначно тому, чтобы снять с нее обвинение в греховности.