Жан-Клод Болонь - История безбрачия и холостяков

Завоевание свободы проходит легче для тех, кто не боится шокировать общество неординарным поведением, отказывается от замужества и традиционной сексуальной ориентации. «Мужеподобие в разной степени проявления становится отличительным знаком борцов за Женское равноправие». [310] Bard, 1995, p. 194. Для одних, как для Матильды де Морни, носить мужскую одежду означает создать «женщину-денди». «Амазонки» 1910-1920-х годов — Натали Клиффорд-Барни, Рене Вивиан, Гертруда Стейн и их подруги, эти художницы, последовательницы стиля модерн или авангарда, лесбиянки, иностранки, известные «всему Парижу», хотят жить как мужчины во всем: [311] Perrot, Ariès-Duby, t. IV, 1987, p. 302. быть феминисткой и быть лесбиянкой для некоторых означает одно и то же. В 1912 году знаменитый немецкий врач А. фон Молль осудил женскую эмансипацию за то, что она приводит к мускулинизации женщины, смене половой ориентации и нарушает детородную функцию. [312] Duby/Perrot, t. V, 1992, p. 42.

Для других женщин, таких как проповедница девственности и безбрачия Мадлен Пеллетье, речь идет о требовании одинаковых прав с мужчинами. Однако и те и другие говорят об одном: современная женщина не хочет жить в браке, лишающем ее прав.

Некоторые из феминисток прошли через брачное иго, среди них Матильда де Морни, разведенная с мужем, маркизом де Бельбеф, в 1903 году, или Колетт, которая ушла от мужа Вилли в 1907 году и развелась в 1910. В романе «Бродяга» она говорит о «супружеском очаге», который покинула ее героиня Рене: «Я уже не так молода, не так восторженна, не так великодушна, чтобы снова ввязаться в брак, в совместную жизнь, если вы хотите так ее назвать. Дайте мне жить в одиночестве и ждать того, кто возьмет меня в гарем. Я жду от него только страсти, только ласки. От любви я хочу только самой любви!» [313] Colette (1911), 1984, t. I, p. 1176.

В начале XX века, в переходную эпоху смены ценностей, романистка обозначила, какими чертами характера должна обладать девушка, стремящаяся к браку: быть восторженной, невинной и по-детски наивной. В среднем девушки, вступающие в брак, еще очень юны. Большинство из них не работают и избавлены от необходимости зарабатывать на жизнь. Что знают они о жизни, вступая в брак? Зато к 30 годам те из них, кто обрел независимость и может заработать на жизнь, не имеют никакого желания возвращаться к «семейному плену». Культ любви, расцветший со времен романтизма, также опорочил образ брака. Сколько женщин, подобных Эмме Бовари, могли бы сказать: «От любви я жду только самой любви»?

Некоторые, как Айседора Дункан (1877–1927), отказались от семейной жизни, даже не испытав ее, так как видели в ней «рабство, уготованное женщине». Надо сказать, что Айседоре Дункан было с кого брать пример. Она родилась в Сан-Франциско, ее мать была ирландкой-католичкой, но, разочаровавшись в муже, развелась с ним, стала атеисткой и одна воспитала четверых детей. Очень рано Айседора Дункан решила посвятить свою жизнь борьбе против брака за эмансипацию женщин. В 12 лет она поклялась «никогда не унизиться до положения замужней женщины».

Ее образ жизни действительно мало сочетался со стабильностью семейной жизни. Она объездила весь свет, побывала в Америке, Великобритании, Франции, Германии, Австрии. Все столицы мира аплодировали танцовщице, освободившей танец от академических традиций. Она известна своими скандальными любовными связями и шокирующими выступлениями в ассоциациях, где она пропагандирует свободный танец и свободу женщин. Но старые представления еще живы и преследуют ее: в Будапеште известный актер просит ее выйти за него замуж при условии, что она бросит собственное искусство и станет работать с ним, подавая ему второстепенные реплики. Такое требование разбило их союз.

Наконец она согласилась выйти замуж за русского поэта Сергея Есенина, и в 1921 году брак состоялся, но он был зарегистрирован в Советской России, уничтожившей традиционное представление о браке. На документе о заключении брака за подписями супругов следовала отпечатанная формулировка: «Эта подпись не влечет за собой никаких обязательств сторон по отношению друг к другу и может быть в любой момент аннулирована». По собственному утверждению Дункан, «современная освобожденная женщина может согласиться на брак лишь при таком условии, а я могу скрепить своей подписью лишь брак, заключенный в такой форме». [314] Duncan (1927), 1998, pp. 28, 133, 28–29.

То, что Айседора Дункан пережила, о чем она говорила на лекциях, другие провозглашали в романах и эссе. Правда, некоторые выступали с иных позиций. Мария, героиня романа «Женщина-девственница» Мадлен Пеллетье (1933), романа во многом автобиографического, поддерживает отказ от брака, основываясь на том же, что и Айседора Дункан, убеждении: «Женщина — служанка мужчины, а я не хочу быть служанкой». Однако, как это видно из названия романа, свобода женщины не означала здесь разнузданной сексуальной свободы. Радикальная феминистка Мадлен Пеллетье предлагала женщине отказаться не только от брака, но и от любви: «Марии умственная жизнь заменила любовь, но немногие способны на это». Она не обобщает, признавая, что пока дело обстоит именно так. Самые отважные из женщин призваны доказать своим примером, что мужчина — не единственное прибежище женщины: «Когда-нибудь в будущем женщина сможет рожать детей, не ущемляя своей свободы». Ну а пока героиня романа довольствуется тем, что берет на воспитание дочь своей подруги, умершей в родах, и воспитывает ее как мальчика! [315] Pelletier, 1933, pp. 61, 242, 117. Значение, которое Мадлен Пеллетье придает девственности, то, что ее героиня жертвует своими интересами ради высшей цели, ради будущего, до которого ей не суждено дожить, — все это дает возможность вписать роман в традицию изображения христианской мученицы.

В романе Марселя Прево «Сильные девственницы» (1900) те же идеи развиваются в откровенно христианском ключе. Феминистки, героини романа, жертвуют возможностью любить ради «дела» — школ профессионального обучения для бедных девушек: «Наше время — это время борьбы, и надо быть свободной, чтобы вступить в священную фалангу». Идеал этих женщин — жизнь «мирских монахинь, у которых нет другой семьи, кроме тех девушек, что они воспитывают». Они хотят, чтобы «сильная девственница» стала идеалом «женщины будущего», и знают, что общество должно обновиться. Они мечтают о «Еве будущего», которая сможет выйти замуж в том обществе, где «сильные девственницы» составят женскую элиту. Одна из героинь не устояла перед чарами художника из Финляндии и попыталась вступить с ним в мистический брак, но союз распался, как только поцелуй художника выдал, что в нем дремлет затаенное сексуальное влечение. На протяжении двух томов художник за долгие годы разлуки сумел «изжить в себе то дурное наследие, что заставляет мужчину склонять женщину под ярмо», и новые Адам и Ева женятся, мечтая о «Граде будущего». [316] Marcel Prevost, Les Vierges fortes , Paris, Lemerre, 1900, t. I, «Frédérique», pp. 102, 365, 102, 455, t. II, «Léa», p. 494. Христианское самоотречение позволяет преодолеть чувственность и отмыть мужчину от первородного греха («дурного наследия»), который и является причиной власти мужчины над женщиной в браке. Соотнесенность с Евой и Градом будущего, страстотерпие Леа, умершей вскоре после замужества, провал земного «дела» дают возможность вписать роман в рамки учений социального христианства конца XIX века.