Абдуррахман аль-Джабарти - Удивительная история прошлого в жизнеописаниях и хронике событий. [Полная версия в 3-х томах.]

— Я не донес по двум причинам. Во-первых, я думал, что Сулайман лжет, а во-вторых, я не считал его способным осуществить подобное дело.

— Не говорил ли вам Сулайман о своих сообщниках и не беседовали ли вы со своей стороны с кем-либо об этом деле, [332] в частности с шейхом мечети, которому вы должны докладывать обо всем, что происходит?

— Сулайман не говорил мне ничего о своих сообщниках, а я не рассказывал об этом деле никому, в том числе и шейху мечети.

— Известен ли вам приказ верховного главнокомандующего о том, что каждый, кто увидит в городе турка, обязан сообщать о нем?

— Я не знал об этом.

— Вы поселили Сулаймана в мечети потому, что последний сказал вам о своем желании убить верховного главнокомандующего?

— Нет, я поселил его в мечети потому, что каждый мусульманин имеет право поселиться в мечети.

Вопрос Сулайману:

— Не говорили ли вы, что шейхи не поместили бы вас в мечети, если бы вы им не сказали о причине своего приезда в Каир?

— Все иностранцы обязаны сообщать о цели своего приезда, и я говорю правду. Не было ни одного шейха, который бы одобрил мое решение.

После этого мы отправили сейида Ахмада ал-Вали в тюрьму и оставили Сулаймана-алеппца для того, чтобы допросить в его присутствии сейида 'Абдаллаха ал-Гази, которого приказали немедленно привести.

Вопрос Сулайману:

— Знаете ли вы сейида 'Абдаллаха ал-Гази, здесь присутствующего?

— Да, знаю.

Вопрос 'Абдаллаху ал-Гази:

— Знаете ли вы Сулаймана, присутствующего здесь?

— Да, знаю.

— Было ли вам известно намерение Сулаймана убить верховного главнокомандующего?

— Я признаюсь, что в день своего приезда Сулайман сообщил мне, что он приехал для того, чтобы вести священную [333] войну с неверными, и собирается убить верховного главнокомандующего. Я стремился его от этого отговорить.

— Почему вы не донесли на Сулаймана?

— Я полагал, что Сулайман отправился сообщить об этом главным шейхам и что последние помешают ему осуществить этот план. Теперь я буду доносить на тех лиц, которые будут приходить с подобными намерениями.

— Известно ли вам, чтобы Сулайман сообщил о своих намерениях еще кому-либо в Каире, кроме вас?

— Мне об этом ничего неизвестно.

— Известно ли вам, чтобы каким-либо находящимся в Каире людям, кроме /128/ Сулаймана, было поручено убивать французов?

— Я не знаю, но я предполагаю, что таких больше нет. Протокол допроса был прочитан четырем обвиняемым: Сулайману-алеппцу, Мухаммаду ал-Гази, сейиду Ахмаду ал-Вали, сейиду 'Абдаллаху ал-Гази, и их спросили, верно ли были записаны их ответы. Все четверо заявили, что их показания записаны правильно, и собственноручно подписали по-арабски протокол в присутствии двух переводчиков и секретаря.

Составлено в Каире в указанные выше день, месяц и год.

Далее следуют подписи обвиняемых на арабском языке, подписи переводчика Лумаки, Дамианоса Брашвиша — секретаря и переводчика верховного главнокомандующего, докладчика Сартельона и секретаря Бине.

После окончания допроса, протокол которого приведен выше, я, докладчик Сартельон, предложил четырем вышеупомянутым обвиняемым выбрать какое-либо лицо в качестве защитника в трибунале. Обвиняемые заявили, что они не знают, кого выбрать. Тогда мы им указали на переводчика Лумаку и посоветовали выбрать его для этого дела.

Протокол допроса Мустафы-эфенди.

26 прериаля VIII года Французской республики.

Мы, Сартельон, докладчик трибунала, созданного для суда над убийцами верховного главнокомандующего Клебера, и [334] секретарь трибунала Бине, приказали привести Мустафу-эфенди, чтобы подвергнуть его допросу.

— Ваше имя, возраст, место жительства, профессия?

— Меня зовут Мустафа-эфенди, я родился в Бурсе в Анатолии, мне восемьдесят один год, я живу в Каире, и по профессии я учитель начальной школы.

— Видели ли вы месяц тому назад Сулаймана-алеппца?

— Три года тому назад этот человек был моим учеником. Десять или двадцать дней тому назад он пришел ко мне и у меня ночевал. Но так как я человек бедный, я сказал ему, что бы он ушел искать себе другое место.

— Не говорил ли вам этот Сулайман, что он приехал из Сирии для того, чтобы убить верховного главнокомандующего?

— Нет, не говорил. Он пришел ко мне для того, чтобы приветствовать меня, так как прежде я был его учителем.

— Не сообщал ли вам Сулайман о причине своего приезда в Каир и не спрашивали ли вы его об этом сами?

— Я употребил все усилия, чтобы избавиться от него, так как я очень беден. Однако я спросил у Сулаймана о причине его приезда, и он сказал мне, что приехал для того, чтобы усовершенствоваться в чтении Корана.

— Не знаете ли вы, не посещал ли Сулайман кого-либо из жителей города и в особенности кого-либо из главных шейхов?

— Я этого не знаю, так как видел Сулаймана лишь не продолжительное время, а слабость и преклонный возраст не позволяют мне выходить часто из дому.

— Вы обучаете чтению Корана только своих учеников?

— Да.

— Допускает ли Коран священную войну и предписывает ли он убийство неверных?

— Я не знаю, что это за священная война, на которую указывает Коран.

— Учили ли вы этому своих учеников?

— Такой старый человек, как я, не станет вмешиваться в подобные дела, но мне известно, что в Коране говорится о [335] священной войне и о том, что каждый убивший неверного будет вознагражден.

— Учили ли вы этому Сулаймана?

— Я учил его только письму.

— Ивестно ли вам, что вчера один мусульманин убил при надлежавшего к другой религии верховного главнокомандующего французской армией? Совершил ли этот человек хорошее дело, согласно учению Корана, и будет ли его поступок одобрен пророком Мухаммадом?

— Убийца должен быть казнен. Я думаю, что представление о чести французов совпадает с представлением о чести мусульман. Если Коран говорит по этому поводу что-либо другое, я не имею к этому никакого отношения.

После этого мы приказали привести Сулаймана для допроса в присутствии Мустафы-эфенди. Вопрос Сулайману:

— Много ли раз вы видели Мустафу-эфенди и сообщили ли вы последнему о своем намерении?

— Я виделся с ним только один раз, когда пришел к нему, чтобы приветствовать его, так как он мой старый учитель. Мустафа-эфенди — старый и слабый человек, и я не считал уместным сообщать ему о моих намерениях.

/129/ —Являетесь ли вы сторонником священной войны и разрешили ли вам каирские шейхи убивать неверных, обещая вам за это вознаграждение на небе и утверждая, что ваша деятельность будет соответствовать желанию пророка Мухаммада?

— Я ни с кем не говорил о своих намерениях вести священную войну, кроме четырех шейхов, имена которых я сообщил.