Абдуррахман аль-Джабарти - Удивительная история прошлого в жизнеописаниях и хронике событий. [Полная версия в 3-х томах.]

5-го числа этого месяца (8.VI.1810) Хасан-паша выступил и раскинул свои палатки в районе ал-Асар. Выступил также со знаменами и Маху-бей со своими солдатами и отрядами. Некоторое количество солдат отправилось на барках [по Нилу], чтобы разместиться в портах, главных городах и провинциальных центрах, так как в них не было ни одного мамлюка. Ежедневно солдаты то уходили из города, то возвращались, продолжая грабить скот, отбирать ослов у торговцев арбузами, верблюдов у водовозов. Паша же каждые два-три дня возвращался в Каир, подымался в крепость, а затем возвращался в свой лагерь в Гизе. Проезжающим, направляющимся в Верхний или Нижний Египет, продолжали чинить препятствия.

Во вторник, 17 джумада ал-ула (20.VI.1810), паше доложили, что эмиры мурадиты и ибрахимиты — большинство [276] мамлюкских эмиров — переписываются и состоят в деловых отношениях с сейидом Саламой ан-Наджари, его братом и племянником. Он посылает им все необходимое оружие, припасы и прочее, тайно переправляя им это через посредство бедуинов. Он закупил определенное количество оружия, лошадей, одежды и прочего и забрал кое-что из вещей в домах некоторых эмиров, для того чтобы все это переправить им, и все это находится теперь у него. Несколько дней тому назад прибыл посланный от эмиров, который находится в домах сейида Саламы и его родственников. Он приехал на лошади Ну'ман-бея, и тот также находится теперь у него.

Паша приказал привести и арестовать его, оцепить его дом, захватить его бумаги и все, что будет обнаружено. Это осуществили и арестовали вместе с сейидом Саламой его племянника, напугав их. Дом его оцепили и нашли в нем пять лошадей и некоторое количество оружия. Напав на дом, разграбили его имущество и расшвыряли книжное собрание его отца. Никакого следа писем от эмиров Верхнего Египта, однако, не оказалось, но был обнаружен ответ от брата сейида Саламы — сейида Ахмада — следующего содержания: «Воистину, прибыв в чтимую Мекку, мы купили четырех недждийских 470 лошадей с приметами, вами указанными. Мы посылаем их вам. Может быть, вы осмелитесь передать их нашему господину». Когда сейида Саламу опросили об оружии и лошадях, найденных у него, то он заявил: «Оружие это у нас с давних пор, и оно устарело, в чем нетрудно убедиться при осмотре его. Что же касается лошадей, то четырех из них я хотел передать в качестве подарка нашему господину, но они были доставлены ослабленными, и я их оставил у себя до тех пор, пака они не окрепнут и я не смогу передать их паше. Пятую же лошадь я купил для себя у человека, с которым у меня деловые отношения, а именно у 'Атуан Ахмада — жителя Кафр Хаким, который мне сообщил, что эту лошадь он купил в районе Сула. Обнаружив в ней признаки хорошей породы, я не стал ее седлать, присоединил к четырем остальным и оставил ее с ними до тех пор, пока не передам все пять нашему господину». Тем временем Мухаммад-эфенди Топал отправился к паше и [277] обратил его внимание на добросовестность сейида Саламы и поставил его в известность обо всем происшедшем, о том, что найдено, и о том, что сказал упомянутый. Он старался отвести от него подозрение, убедив пашу, что тот честный человек и что за время совместной службы он не замечал за ним ничего порочащего. Присутствующие подтвердили это. Когда для паши стала очевидной /116/ ложность обвинения и он убедился в его невиновности и в том, что тот намеревался передать ему подарок, то он приказал освободить его из тюрьмы и возвратить ему все разграбленное в его доме. Свой гнев по этой причине он перенес на своих [посланных]. Паша приказал сейиду Саламе явиться и доставить лошадей, предназначенных ему в дар, и принял их от него. Затем расспросил его, что тот считает признаком породистости лошадей, их достоинствами и недостатками. Тот дал дельный ответ, который понравился паше. Он наградил его и увеличил его оклад и поручил ему наблюдение за закупкой лошадей.

В тот же день были получены известия о том, что Хасан-паша, Салих Кудж и 'Абдин-бей с солдатами-арнаутами прибыли в район Сула и ал-Баранбала. Там они обнаружили, что мамлюкские эмиры возвели укрепления и установили на берегу пушки, чтобы воспрепятствовать проходу барок. Они вступили в бой с войсками эмиров, очистили траншеи и овладели ими. При этом был убит один из военных, назначенный мамлюкскими эмирами для охраны траншей, по имени Ибрахим-ага. Он упал с крутого берега в реку и вместе с еще одним человеком был взят солдатами паши. Их обоих убили, отрубили им головы и отправили их в сопровождении посланцев к паше. Их водрузили на воротах Баб-Зувайла. Как только мамлюкские эмиры узнали о том, что укрепления взяты, они тотчас же подготовились и с наступлением ночи с пятницы на субботу, 14-го числа, отправились тайком, скрывая свои действия. Они неожиданно напали со всех сторон на арнаутов, и между ними произошло большое сражение. Мамлюкские эмиры взяли большое количество пленных и материалов. Тем временем Хасан-паша и брат его 'Абдин-бей подымались [по Нилу] на своих барках к югу от укреплений. Одна из барок 'Абдин-бея [278] загорелась находившиеся на ней бросились в реку, и кое-кто из них спасся, а кое-кто утонул. Что же касается барок Хасан-паши, то, сопутствуемые благоприятным ветром, они прибыли в Банч-Сувайф. Часть войск мамлюкских эмиров переправилась [через Нил] в Шарк Атфих, а остальные возвратились в район Гизы и расположились поблизости от лагеря паши.

В ночь на четверг, 19 джумада ал-ула (22.VI.1810), паша переправился в Каир и поднялся в крепость. В течение этой ночи отряд войск эмиров напал на охрану лагеря паши, окружил и взял ее в плен, уведя с собой. Лагерь взбудоражился, поднялся шум, гам, и Тусун-паша послал сообщить об этом своему отцу. Паша в шестом часу ночи выехал из крепости и переправился на западный берег. Из услышанного мной следует, что когда паша сошел на паром и поплыл по реке, то до его слуха донеслось, как один человек, повторяя, говорил другому. «Ступай, истребим мамлюкских эмиров и распылим, разъединим их». Эти слова повторялись. Паша послал барку с некоторыми своими подчиненными, чтобы разыскать этих двух лиц и установить, для чего они на реке в такое время, но когда направились в сторону, откуда доносился голос, то там никого не оказалось ч розыски ничего не дали. И некоторые поверили, что эти двое — святые и что паше покровительствуют угодники.

20 джумада ал-ула (23.VI.1810) обнаружились раздоры между мамлюкскими эмирами. Выяснилось, что те из них, которые переправились на восточный берег [Нила], были трое эмиров — сторонники ал-Алфи, а именно: Ну'ман-бей, Амин-бей и Йахйа-бей. Когда алфиты заключили мир с пашой, их эмир Шахин-бей стал управлять и полностью распоряжаться большей частью земель на западном берегу [Нила] и землями Файйума. Он стал полновластным правителем над эмирами, над бедуинскими племенами, жителями селений и над феллахами. Точно так же он стал взимать деньги за переправу на паромах в районе Ахсас, Инбабы, Хабири 471 и прочих. Это составляло значительную сумму, которую он еще увеличил, удвоив плату за переправу. Он присваивал все это, не считая [279] даров паши, исчислявшихся сотнями кошельков. Он покупал мамлюков, красивых невольниц и не платил продавцам их стоимости. Те жаловались паше, и он выплачивал это работорговцам за счет своей казны. Шахин-бей жил в довольстве, а собратьев его это раздражало, их охватывала ревность и зависть по отношению к нему. Он же ущемлял их в правах, давал им только самую малость, и то после того, как проявилось раздражение с их стороны, и лишь тому, кто отваживался отругать его. Были среди них эмиры, которые задолго до него были эмирами и видели, что имеют больше прав на руководство, чем Шахин-бей. Когда смерть приблизилась к их господину (Алфи-бею), он позвал Шахин-бея и передал ему /117/ свою казну, завещав выдать из нее каждому эмиру из его хушдашей по семи тысяч. Но Шахин-бей ничего не дал им, а каждый раз, когда ему случалось что-либо выдавать им, то он записывал это в счет завещанной суммы. Доходило до того, что если, к примеру, он давал Ну'ман-бею праздничную одежду, то он срезал материю и давал ему короче на половину локтя, чем Амин-бею, ссылаясь на то, что Ну'ман-бей невысокого роста, и тому подобное Это вызывало злобу против него, его ненавидели за это. Эмиры жаловались на его скупость и на ущемление их прав, и паша это знал. Когда же Шахин-бей расторг договор с ним, то упомянутые эмиры его свиты были с ним, затаив ненависть в своих сердцах. Паша стал тайно переписываться с ними, обещая всяческие благодеяния, если они возвратятся к нему и уйдут от Шахин-бея, предателя, умалявшего их права. Если они оставят Шахин-бея, то он обещал предоставить в их ведение больше того, чем располагал Шахин-бей. Эти слова запали им в душу, и в затмении рассудка они поверили в их правдивость. Они полагали, что если на этот раз они возвратятся к паше и покинут его противников, то он поверит в их дружбу и преданность, и значение их и могущество возрастут в его глазах. При этом они вспоминали время их пребывания в Каире, роскошь и удобство дворцов, которые были воздвигнуты в Гизе, и домов, которые они занимали в самом городе, иве удобную обстановку. Их охватывала похоть при воспоминании о женщинах и невольницах, [280] которыми их одарил паша Они стали спрашивать: «К чему нам эта жизнь на чужбине, зачем жить жизнью, полной переутомления, опасности, волнений, сражений? К чему подвергать себя опасностям, лишаться покоя днем и ночью, быть все время начеку?» И они ответили согласием, выдвинув со своей стороны условия: они требовали, чтобы была дана полная амнистия и чтобы они были гарантированы от всяких неожиданностей человеком, на надежность которого они могли бы положиться. Паша согласился на все, что с него спрашивали, и указал в качестве посредника Мустафу Кашифа ал-Мурали, который в прошлом был для них своим, а затем отошел от них и присоединился к числу приближенных катхода-бея.