Абдуррахман аль-Джабарти - Удивительная история прошлого в жизнеописаниях и хронике событий. [Полная версия в 3-х томах.]

Похоронив сейида Ахмада, наутро вместе с шейхами своего времени, шейхом Ахмадом ал-Бакри, последователями его толка и возглавляющими его они направились к месту уединения их деда в квартале ал-Хурунфиш, посидели здесь час, и главы толка совершили моления и выполнили свои обязанности, а затем вместе с шейхами он отправился к правителю, которым в то время был 'Али-бей 623. Тот облачил его в шубу, и они возвратились к себе домой — к известному месту их управления.

И шейх Шамс ад-Дин стал назначенным преемником своих предков и возглавляющим их религиозное братство, он был достоин этого. Он выдвинулся перед своим братом — шейхом Йусуфом, несмотря на то что тот старше его и чрезвычайно добродетелен. Шейх Йусуф не мог противостоять хитрости и здравомыслию своего брата, о котором он был хорошего мнения.

Дела шейха Шамс ад-Дина упорядочились, он вел себя наилучшим образом, держал себя скромно, вежливо, с достоинством, спокойно с шейхами и равными себе. Он добивался расположения власть имущих и лиц высокопоставленных, привлекал их внимание к себе похвальным поведением и был далек от всего непорядочного. С решимостью приносить пользу занимал [423] он часть своего времени чтением, обсуждением религиозных, литературных и моральных вопросов, общался с учеными, заседал с ними и спорил относительно тонкостей.

Он приобретал книги по всем областям знания, но вместе с тем он усердно добывал мирские блага, ухитряясь увеличивать свой доход путем использования посредничества и любезности, избегая того, что умаляет достоинство. Так он осуществлял свое стремление достигнуть знатности и хорошего отношения к себе. Он вел обширную переписку. Он скупился на самые мелочи, скряжничал, спорил с писцами и не платил установленных регистром налогов, — более того, взимать их с него считалось за грех. Точно так же терпели ущерб от него учрежденные диваны по рыночным сборам — все, имевшее к нему отношение, освобождалось от обложения. “Чем больше надежды [на блага], тем больше поддержка [— они сбываются]”, особенно если устои государства колеблются и возвышаются низы. Тогда в глазах людей прошлое становится величественным и славным, а они по отношению к нему малозначащими, заслуживающими лишь пренебрежения. Постепенно сходили со сцены шейхи, которых он почитал и которым он повиновался. А они следовали старым установлениям добродетели, сочетая все те качества, которые не подрывают почтения к науке и ученым, а общение с людьми [практическими] ограничивали лишь самым необходимым. Их же преемники, пришедшие после них, сильно отличаются, а [ведь] это крупнейшие ученые его времени. Они окружали его, часто посещали его, ели за его столом, преувеличенно чтили его, целовали ему руку, славили его в красноречивых касыдах, домогаясь его благоволения, небольшой награды, известности, надеясь [таким путем] возвыситься, выбиться из неизвестности, познакомившись с теми из эмиров и высокопоставленных лиц, которые посещали его дом. А он также все больше важничал и держался в их присутствии надменно, не обращая на них внимания, как ни тянулись они к нему. В нем усилились гордость и высокомерие, и дошло до того, что он не вставал навстречу большинству из входивших к нему; а входившие к нему были чрезвычайно почтительны, прикладывались к его одежде и произносили при виде его: “О господин мой [424] единственный!”

В ответ он говорил теми же словами: “О господин мой, о долговечный, о высокий, о мудрый”.

Приближаясь к нему примерно на два локтя, [входивший] падал перед ним на “олени и протягивал правую руку, простирался вправо, чтобы поцеловать его руку или “рай его одежды. А что касается низших, равно как и его подчиненных, слуг, приближенных, то они не целовали край его одежды. А если приходили к нему иноверцы или чиновники высшего ранга и целовали ему руку, то, поговорив с ними о деле, после их ухода он требовал таз и кувшин с водой и мыл руку с мылом, чтобы уничтожить след их губ. На приветствия он отвечал лишь [одним словом]: “Ладно, ладно”, не прерывая по большей части времяпрепровождения с находящимся у него обществом, свитой и собеседниками, в разговоре с которыми он критиковал своих соотечественников, преимущественно своих отсутствующих современников. На этом душа его успокаивалась, и он был склонен к этому. |188/ “Но нет! Человек восстает” (Коран, XCVI, 6).

В 1190 (1776-77) году прибыл в Египет 'Абд ар-Раззак-эфенди, значительный в Турции человек, назначенный сюда в качестве главы писцов, и Шамс ад-Дин сблизился с ним, стал его другом, давал ему подарки, приглашал его к себе в гости. В этом же году прибыл назначенный пашой Египта Мухаммад-паша, прозванный ал-'Иззати. При посредстве упомянутого начальника писцов шейх Шамс ад-Дин довел до сведения паши, что необходимо восстановить небольшую мечеть. Он пригласил пашу посетить могилы [своих предков] в установленный ежегодный праздник рождения. [Там] он напомнил паше о своем желании, показал ему некоторые повреждения и расписал это дело как выполнение религиозного долга, представив [гробницу] как мавзолей, о котором надлежит позаботиться, и как территорию, посещаемую народом.

Помощником, посредником и пособником в этом был также наш шейх нового времени сейид Мухаммад ибн Муртада 624, который был влиятельным человеком у турок. У него раис [425] 'Абд ар-Раззак изучал ал-Мусалсала, получал у него иджазы, читал с ним Макамат ал-Харири 625.

Паша откликнулся и обещал выполнить это. Он написал Порте, и оттуда пришло распоряжение выдать из египетской казны пятьдесят кошельков на расходы по восстановлению мечети. Шамс ад-Дин приступил к сносу ее стен, расширил фундамент и уничтожил находившиеся в стенах и вокруг нее могилы и склепы. Он украсил ее резьбой, разноцветным мрамором, позолотой, мраморными колоннами.

Затем он написал Порте о том, что ассигнованной суммы не хватило и что восстановительные работы не закончены, а доброе дело надлежит завершить, — ему выдали другие пятьдесят кошельков, и он завершив это сооружение в нынешнем его виде.

Вокруг мечети он возвел жилища, кладовые, расширил дворец, примыкающий к мечети, предназначенный для него, и помещения для пребывания здесь жен в дни праздника рождения. Вслед за тем он послал в Стамбул своего катходу и уполномоченного им шейха Ибрахима ас-Сандуби с письмами и петицией к должностным лицам Порты с ходатайством снизить сумму мири, ежегодно выплачиваемую дивану с деревни Зифта и других, находящихся в его ведении как мултазима. Упомянутый Ибрахим был чрезвычайно ловок и хитер, дьявольски льстив, умел вводить в заблуждение. Его ходатайство было удовлетворено, желание исполнено соответственно пробитой им с самого начала бреши и измышлениям, им сфабрикованным. Шейх Шамс ад-Дин не только перестал платить положенные с него налоги, но получил, кроме того, некоторые [новые] привилегии.