Василий Цветков - Белое дело в России, 1920–1922 гг.

Политико-правовые моменты также имели большое значение для Белого движения в Приморье. Начало военных действий требовало определения нового статуса воинских подразделений. И здесь Правительство пошло по пути оправдания военных действий необходимостью объединения с повстанческим движением в ДВР и, в перспективе, в Советской России. В основу был положен тезис о «широком антибольшевистском повстанчестве», весьма активно, как уже отмечалось ранее, использовавшийся лидерами Белого движения в политических программах периода 1921–1922 гг.

Подобную «схему действий» довольно точно описывал в своих воспоминаниях участник боевых действий в Приморье поручик Б. Филимонов: «Белые власти решили все дело осветить так: приморское сельское население, недовольное режимом ДВР, стихийно поднимается против коммунистов. Появляются отряды «белоповстанцев», состоящие из местных крестьян. Движение разрастается. Белоповстанческие отряды через своих посланцев обращаются к белому Владивостокскому Правительству с просьбой о поддержке. Части Приамурского Правительства рвутся в бой с красными. Белое правительство посылает на помощь белоповстанцам свои части, начальники которых принимают на себя руководящую роль».

Для подобных решений у Правительства, казалось бы, были основания. По оценке Филимонова, «незадолго до выступления в поход белых частей во Владивостоке состоялось совещание членов Правительства и высших чинов Армии. На этом совещании генерал Шильников (генерал-майор И. Ф. Шильников, заместитель Семенова по военной части в Забайкалье . – В.Ц. ) докладывал о положении в Забайкалье. Картина рисовалась так, что население, ненавидя красную власть, готово восстать в любое время, остановка только за одним – оружием… Успехом наступления белые верхи видимо также надеялись привлечь в ряды войск массу бывших чинов армий Адмирала Колчака, осевших после Сибирского похода и оставления Забайкалья в полосе отчуждения КВЖД. Выкидываясь вперед, белые вместе с тем освобождались и от тяжелой опеки японского штаба. Из того, что карты частям были выданы до Благовещенска, можно заключить, что вскоре после начала военных действий белое командование было склонно считать появление белых частей в этом районе возможным…».

Примечательно, что в данном случае использовался редко встречавшийся в период 1917–1922 гг. термин – «белые». В этом состояло принципиальное отличие от тех антибольшевистских воинских частей, которые именовались либо «русскими», «российскими» (Русская армия у Колчака и в белом Крыму), либо именовались с учетом определенной территориальной специфики (Вооруженные силы Юга России, Дальневосточная армия). Не был использован и устоявшийся, хотя и неформальный термин – «Приморская армия». В то же время, издававшаяся еще с 1919 г. газета «Русская армия» сохранила и свое наименование и подзаголовок «Орган Дальневосточной армии».

Здесь стоит заметить, что данными «белыми» наименованиями, во-первых, отмечался некий «иррегулярный» характер воинских частей, отправлявшихся в наступление. В прессе писалось не о боевых действиях того или иного полка или корпуса, а о «белоповстанческих отрядах». Во-вторых, следовало надеяться на существенные пополнения рядов «белоповстанцев» за счет местного населения. Представления о «народном характере» армии, «национальной» политической власти в Приморье всячески поддерживались.

Осенью 1921 г. почти в каждом номере официоза «Русская армия» стала активно пропагандироваться картина роста антибольшевистского повстанчества и необходимости его поддержки из Приморья. Например, в публицистической статье «Народ просыпается» говорилось: «Достаточно было населению почувствовать, что оно может опереться на противобольшевистскую власть – как живым потоком, почти с голыми руками, оно бросилось на коммунистов, и волна противокоммунистического народного потока разлилась почти повсеместно. Эта народная волна сметает все на свеем пути и расчищает край для будущего русского национального строительства… Мы с уверенностью можем сказать, что в советских комиссарских кругах паника увеличивается…»

Читателям преподносились сведения о засухе и страшном голоде в России как о факторе, усиливающем недовольство населения советской властью. «В настоящее время, – отмечала та же газета, – когда борьба достигла высшего своего напряжения, когда в числе многих фактов, подтачивающих устойчивость советской власти, появился и голод, вызванный коммунистическими опытами, – советская власть зашаталась и мечется в поисках своего спасения – унынию среди национальных русских сил не должно быть места…».

Вообще Белое Приморье нельзя упрекнуть в пренебрежении к бедам русского народа. Во Владивостоке работал Приморский комитет, включавший в свой состав членов местной Торгово-промышленной палаты, Биржевого комитета, учителей, студентов и гимназистов. В помощь голодающим был организован через журнал «Голод» сбор средств, отправлявшихся в Харбин на счет местного отделения кооперативного Центросоюза (имел полномочия от Совнаркома РСФСР на сбор средств в Зарубежье).

Можно было бы предполагать проявление заинтересованности власти в достижении существенной общественной поддержки начинавшимся операциям. Однако Временное Приамурское Правительство не стремилось афишировать свою военную политику. «Переходя к активным действиям…, Правительство каких-либо особых обращений, прокламаций к населению и армии не выпустило… Первое воззвание – «Борьба с сатанизмом» – С. Д. Меркулов подписал только 9 декабря, т. е. через месяц после начала активных действий» [1112] Русская армия, Владивосток, № 35, 22 сентября 1921 г.; № 63, 30 ноября 1921 г.; Филимонов Б. Б . Указ. соч., с. 72; Голод. Владивосток. 1922, № № 1,2; Ципкин Ю. Н . Приморье: последний оплот Белого движения в России (1920–1922 гг.) // Белая армия. Белое дело. Екатеринбург, № 4, 1997, с. 116. .

Стремление к максимально возможной «независимости» от представительных структур – типичное явление в истории Белого движения вообще и Приморья, в частности. Вряд ли одной лишь «конспирацией» руководствовалось Приамурское правительство, начиная военные действия без какого-либо согласования и даже уведомления Народного Собрания. Правительство демонстрировало тем самым готовность действовать, невзирая на вполне вероятные демонстрации осуждения, жесткой критики со стороны «антивоенной» части Собрания. Тем не менее с политической оппозицией приходилось считаться.

Филимонов отмечал также и еще несколько аспектов, связанных с использованием термина «белоповстанцы»: «Новое наименование вполне утвердилось лишь к моменту решительных действий. В принятии этого нового наименования можно и должно видеть, помимо желания Белых Властей произвести впечатление за границей (в частности, имелась в виду Вашингтонская конференция), в полосе отчуждения КВЖД (на бывших военных) и в красном стане (красная армия и население), также желание Белых руководителей изменить способ действия, отмежеваться от прошлого. Приходилось изменять, или, точнее, подновлять знамя белой борьбы, которое, после атамана Калмыкова и умелой агитации красных, в глазах населения стало из белого почти черным» [1113] Там же. .