Василий Цветков - Белое дело в России, 1917–1919 гг.

Большое значение союзнической помощи – военной, продовольственной, в снабжении боеприпасами – было первой особенностью, отличавшей белый Север от других регионов. По оценке адъютанта генерала Марушевского капитана князя С. Гагарина, «Северный фронт с первых дней своего существования имел непосредственную связь и полную свободу сношений не только с союзными правительствами, но и с русскими патриотами, находившимися за рубежом» (8).

В отличие от Сибири и особенно от белого Юга, переживавших неоднократную «смену властей», на Севере существовала достаточно стабильная система управления, почти не менявшаяся с 1917 г. Только в южных уездах Архангельской губернии происходили серьезные военные действия, а на остальной территории, после формальной ликвидации структур советской власти, продолжали действовать органы местного самоуправления, суды, пограничные, таможенные службы.

Север отличал и заметный, по сравнению с другими белыми правительствами, демократизм власти. Демократические симпатии здесь имели не только историческую основу (отсутствие крепостного права, сильные общинные традиции), но и поддерживались деятельностью правительства, стремившегося в 1918–1919 гг. к компромиссу между различными общественно-политическими силами, к сотрудничеству с местным самоуправлением. В какой-то степени сдерживало политические страсти присутствие союзников. И на протяжении последующего периода, в 1919–1920 гг., власть, построенная исключительно на принципе жесткой военной диктатуры, единоличного правления, на Севере не прижилась, даже несмотря на правовые возможности ее осуществления при трудностях военного положения в Области. «… Только полноправные представители народа могут восстановить разрушенную государственность и попранную большевиками идею народоправства. Только в осуществлении народовластия можно видеть спасение и возрождение

Родины», – говорилось в воззвании, опубликованном ВПСО по поводу годовщины созыва Учредительного Собрания. Даже в таком сугубо военном деле, как производство мобилизации в прифронтовой полосе, авторитет земско-городского самоуправления сохранялся. Так, 15 февраля 1919 г. на собрании Онежской земской управы, городской думы и представителей волостных земств было принято решение «просить передать Временному Правительству, что избранные народом земские и городские гласные, как и все население уезда, приветствуют объявленную мобилизацию и готовы все силы положить на воссоздание русской армии» (9).

Один из политиков белого Севера, эсер Б. Ф. Соколов, справедливо подметил недостаточную для осуществления диктатуры политическую подготовку белого генералитета (хотя и относил эту характеристику ко всем военным): «История российских военных диктатур показывает, что те, кто ставил на нее ставку, были глубоко неправы… пример большевиков показал, что русский генерал хорош тогда, когда его роль ограничивается исполнением. Они могут быть только, но не более чем правая рука диктатора, – последним может быть отнюдь только не российский генерал» (10). Генерал Миллер, несмотря на полномочия, полученные от Колчака, постоянно взаимодействовал с ВПСО по всем политическим вопросам. П.Ю. Зубов, один из ближайших помощников Чайковского, ставший фактическим главой правительства, также поддерживал идею «среднего курса». Возможно, это стало одной из причин относительной политической стабильности ВПСО на протяжении всего 1919 г., вплоть до общего военно-политического кризиса Северной области в начале 1920 г.

1. Подробнее см.: Голдин В. И. Интервенция и антибольшевистское движение на Русском Севере. 1918–1920. М., 1993; ГА РФ. Ф. 5867. Он. 1. Д. 4. Лл. 27 об. – 30; Д. 15. Лл. 21–23.

2. ГА РФ. Ф. 5867. Он. 1. Д. 10. Лл. 4–4 об.; Д. 15. Лл. 13–13 об., 26–29 об.; 162–164.

3. ГА РФ. Ф. 16. Он. 1. Д. 4. Л. 25.

4. ГА РФ. Ф. 5805. Он. 1. Д. 492. Л. 1; Ф. 5867. Он. 1. Д. 10. Л. 7; Д. 15. Лл. 5–5 об.

5. Марушевский В. В . Год на Севере // Белое дело. Летопись белой борьбы, т. II. Берлин, 1927, с. 27; ГА РФ. Ф. 5867. Он. 1. Д. 4. Лл. 59–59 об.

6. Быков А., Панов Л. Указ, соч., с. 164–168.

7. Савинков Б. В. Борьба с большевиками. Варшава, 1920, с. 32–36; Исповедь Савинкова: судебный процесс Бориса Савинкова. Берлин, 1924, с. 49–51.

8. Вестник Временного Правительства Северной Области. Архангельск, № 11 (21), 17 января 1919 г.; ГА РФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 4. Лл. 7 об.; 9, 21 об.

9. ГА РФ. Ф. 5867. Он. 1. Д. 15. Лл. 174–174 об.

10. Соколов Б. Падение Северной области // Архив русской революции, т. IX. Берлин, 1923, с. 37.

Развитие оппозиционных общественно-политических объединений в период после октября 1917 г. ограничивалось двумя сдерживающими тенденциями. Во-первых, постоянно сужалась возможность легальной работы. После объявления кадетской партии (28 ноября 1917 г.) партией «врагов народа» ликвидировалась возможность ее работы через различные зарегистрированные структуры (в отличие от периода лета – осени 1917 г.). Во-вторых – становилась явной тенденция не огранивать антибольшевистскую деятельность рамками какой-либо одной партии. В этих условиях требовалось создание новых, коалиционных политических объединений. Первой такой структурой был Московский Совет общественных деятелей (о его возникновении см. главу 2). Созданный по инициативе Родзянко и Маклакова, Совет ориентировался на разработку политических прогнозов и рекомендаций (в частности, на сентябрьском 1917 г. съезде) от «общественности» – для «власти» (Временного правительства). Советская власть в поддержке Совета не нуждалась, а наиболее активные его деятели (Родзянко, генерал Алексеев, Милюков) оказались или на Юге России, или за границей (Маклаков), где начали свою «борьбу с большевизмом». В дни «кровавой недели» в Москве многие члены Совета, параллельно с Комитетом общественной безопасности, пытались осуществить политическое руководство действиями антибольшевистских сил.

Разгон Учредительного Собрания ускорил формирование антисоветского подполья. Челищев писал: «С разгоном Учредительного Собрания терялась надежда на то, чтобы победить большевиков легальным путем… на очереди для каждого встал вопрос, подчиниться ли власти захватчиков или восстать на нее» (1). Но, по точной характеристике Астрова, «все это были собрания людей, потерпевших кораблекрушение. Это были люди, связанные с разными партиями, люди недавних влияний в государственной, политической, общественной и хозяйственной жизни России. Собираясь тайком по конспиративным квартирам, эти люди, потерявшие и состояние, и положение, в глубине своего сознания все же не хотели примириться с тем, что совершилось. Совершившееся казалось настолько нелепым и абсурдным, что в долговечность создавшегося положения не верилось никому. Нужно было, однако, искать способы, чтобы столкнуть эту власть захватчиков. Для всех было ясно, что без реальной силы здесь не обойдешься. Нужно было создать армию, которая и выполнит эту операцию. Это было бесспорно. К тому же вооруженная сила стала формироваться на Юге, среди казачьих областей, и за Волгой» (2).