Василий Цветков - Белое дело в России, 1917–1919 гг.

Касаясь политических взглядов Сазонова, уместно привести его понимание неизбежных перемен российской внешней политики в условиях прихода большевиков к власти. «Крушение русской государственности» он объяснял тем, что «Россия, с начала европейской войны, оказалась поставленной в условия несравненно худшие, чем ее союзники. Борясь плечом к плечу с ними, она, несомненно, с успехом выполнила бы выпавшую на ее долю громадную задачу. Но она была лишена главного элемента успеха, давшего ее союзникам победу: тесного слияния и сплоченности между собой и общности материальных средств. Торжество русской революции есть прежде всего результат народного разочарования, перешедшего затем в безнадежность и отчаяние. Ближайший сподвижник Столыпина, безусловно веривший в успех задуманных им преобразований, Сазонов вспоминал слова реформатора: «Для успеха русской революции необходима война. Без нее она бессильна. В 1914 году мы получили эту войну, а после трех лет тяжелой борьбы, которую нам пришлось вести одиноким и отрезанным от общения с нашими союзниками (имелось в виду географическое положение Восточного фронта. – В.Ц .), к нам прибыла из Германии и революция в лице Ленина и его сообщников, отдавшая себя на служение нашим врагам и радостно принятая ими, как желанная сотрудница». Крайне негативно оценивал Сазонов партию большевиков и результаты политики советской власти. Говоря о возможности присоединения к России черноморских проливов, министр горько сожалел: «Событие это, важность которого нельзя достаточно подчеркнуть, не застало уже России в рядах победителей. Революция была, в ту пору, занята устройством своей пролетарской республики, основанной на костях лучших сынов прежней России. Русский марксизм сам себя изверг из среды цивилизованных государств, совершив над народом акт произвольного самоотравления в то время, когда все силы страны, как духовные, так и материальные, были ей нужнее, чем когда-либо за все ее существование. Я говорю о самоотравлении, а не самоубийстве, так как, к счастью, нет яда, которого не мог бы преодолеть молодой и сильный организм русского народа». «Изжив яд большевизма», Россия неизбежно вернется в ряд великих держав и сможет защитить свои стратегические интересы.

Отнюдь не «реакционными» были взгляды Сазонова на вопросы внутреннего управления. Министр поддерживал идею сотрудничества власти и общества, выраженную через посредство представительных учреждений, местного самоуправления. В предреволюционные годы Сазонов не считал излишним взаимодействие правительства и Думы и полагал необходимым дальнейшее расширение полномочий парламента и развитие российской монархии по конституционному пути. По его мнению, «не может быть учреждения, как бы разумно ни было его основание, которое могло бы претендовать на неизменность… только то, что способно видоизменяться, может рассчитывать на продолжительное существование». В то же время все, «что здорово и жизнеспособно в политической и гражданской жизни страны, должно быть тщательно оберегаемо, и никакая вызванная требованием времени реформа не должна приводить к внезапному разрыву между прошлым и настоящим, а должна быть произведена постепенно, чтобы стать понятной народу и не носить характера опасного эксперимента. Для англосаксонских народов это стало неоспоримой истиной, установленной опытом веков, народы же политически более молодые редко считаются с этим фактором. В России пренебрежение им имело последствия, которые не только поставили ее на край гибели, но и внесли тяжелые потрясения в жизнь многих других народов, грозящие им большими опасностями». Развитие и преемственность – вот ключевые моменты политической позиции Сазонова.

Равным образом и в будущей России должно быть обеспечено максимально возможное в пределах единого государства самоуправление. В интервью газете «Times» Сазонов определил свое понимание «модного» в послевоенной Европе термина «самоопределение народов»: «Гражданам будет предоставлено право разрешения вопросов, касающихся их самих, правительство же будет ведать лишь вопросы общего характера, которые будут предусмотрены Российской Конституцией… Самоуправление народов, однако, не должно нарушать единство и суверенитет государства в целом. Децентрализация и обширнейшее местное самоуправление должны быть установлены в объединенном государстве. Каждая область, границы которой будут определены этнографически, организует местный законодательный орган, избранный всем населением данной области. Это учреждение вместе с исполнительным его органом будет контролировать все стороны местной жизни, включая суд и бюджет, и обладать всей полнотой власти в пределах данной области. Все это будет гарантировано украинцам, белорусам, казакам и другим народам России… Нам известно то чувство недоверия, с которым слушают нас многие представители национальностей старой Российской Империи. Это недоверие для нас чрезвычайно прискорбно, но мы находим ему оправдание в прошлом.

Мы убеждены, что разум и умеренность, в конце концов, восторжествуют и что будущее всегда будет принадлежать великому целому, а не мелким образованиям… Национальности, охваченные в настоящее время жаждой «самостийности», весьма скоро оценят по достоинству все блага такого состояния, когда данная народность является частью одного великого целого и в то же время пользуется полной самостоятельностью и всеми возможностями развития и процветания» (полный текст интервью см. приложение № 36).

Таким далеко не «реакционным» и «консервативным» политиком выступал Сазонов в 1919 г. Понимал он и важность разрешения «польского вопроса» и, как будет показано далее, значимость осуществления идей «панславизма» в будущем. Тот факт, что Сазонов пренебрегал подчас сиюминутными выгодами и не шел на компромиссы там, где впоследствии это признавалось необходимым (в частности, в вопросах о незамедлительном признании независимости Финляндии, Прибалтийских государств, расширении самостоятельности Польши), вовсе не свидетельство его недальновидности. Напротив, он искренне стремился сохранить преемственность геополитического статуса России и не уступать стратегических российских интересов в угоду тактических выгод. Участие в Белом движении отражало его надежды на возможность защиты российских интересов на международной арене в послевоенных условиях (7).

В условиях послевоенного «передела мира» Белое движение неизбежно претендовало на выражение законных интересов России. А статус легальности и легитимности (хотя и не бесспорный) закономерно предполагал международное признание. Если Российское правительство полностью признавало все прежние обязательства российской верховной власти, если ему официально подчинялось большинство антибольшевистских государственных образований на территории бывшей Империи и оно обладало государственным золотым запасом, то уже поэтому следовало ведущим мировым державам признать его де-факто и де-юре. В свою очередь, международное признание способствовало бы еще большей легитимности Российского правительства, как носителя «законной» власти. Такая логика была характерной для политиков и дипломатов в первой половине 1919 г. Надежды на международное признание Верховного Правителя появились уже в конце 1918 г. Однако возможность выражения всероссийских интересов ставилась союзниками в зависимость от внутренних факторов и, прежде всего, в зависимость от военных успехов. Об этом, в частности, было заявлено в телеграмме от 21 января 1919 г. российского посла во Франции В. А. Маклакова министру иностранных дел Крымского правительства и соратнику по кадетской партии М. М. Винаверу: «Известие о признании Колчака преждевременно. Во всяком случае, об этом может идти речь лишь при слиянии всех существующих в России антибольшевистских правительств. Никаких предпочтений одного другим нет, а союзники ждут, около которого произойдет объединение». Дальнейший объективный ход эволюции Белого движения выдвигал необходимость признания верховенства Колчака.