Василий Цветков - Белое дело в России, 1917–1919 гг.

В отличие от Молова, оценки ситуации делегацией Урусова, в которую, помимо князя (бывшего сотрудника посольства России в Болгарии), входили активный деятель кадетского ЦК, член Всероссийского Национального Центра Ф.И. Родичев, известный славянофил А. А. Башмаков, бывший московский городской голова М. В. Челноков и член СГОРа, граф В. А. Бобринский, отличались гораздо большим скептицизмом. Правда, если поездка Молова состоялась в начале 1919 г., когда еще велики были надежды на скорое разрешение всех европейских проблем на мирной конференции, то поездка Урусова состоялась в середине года, когда все государства, не исключая и новообразованных, занялись решением внутренних проблем. Эту разницу отразил опытный политик Родичев. В письме лидеру Национального Центра М. М. Федорову в июле он писал, что делегация увидела, прежде всего, отсутствие у славянских государств единства в отношении к происходящим в России событиям. «В Чехии социалистическое министерство: они боятся старой России», «в Польше – русофобство, взрыв националистического шовинизма и романтики старой борьбы с Россией». Родичев считал, что неудача делегации заключена в неправильном подборе ее состава. Князь Урусов и граф Бобринский были наиболее одиозными фигурами с точки зрения «прогрессивного общественного мнения». Было очевидно стремление к созданию будущей Малой Антанты – «промежуточного союза государств – промежутка между Германией и Россией… Мерещится союз Польши, Чехословакии, Румынии и Болгарии или Югославии, от моря до моря. И к ним еще Украина и, пожалуй, Балтийские штаты… Союз этот направляется не против России, а есть средство обойтись без России». В ответном письме Федоров соглашался с Родичевым, что «в Польше сейчас – напряжение антирусских чувств», а в Болгарии эффективнее всего – проведение «новой культурной работы русских», что должно способствовать сближению двух родственных наций. Вывод Урусова по итогам командировки был таков: «Ни одно славянское государство не могло и не желало принять участие в борьбе с большевиками. Фактически поляки вели эту борьбу, но с совершенно иными целями. Делегацию русских общественных деятелей просто не пустили в Польшу. Договориться с ними было необходимо, но путем непосредственного соглашения генеральных штабов обоих командований – польского и Добровольческой армии».

Таким образом, из всех славянских государств наиболее близким Белому движению в качестве возможного союзника казалась Польша. Главком ВСЮР утвердил Временную дипломатическую миссию в Варшаве во главе с Г. Н. Кутеповым. С точки зрения стратегической, наличие сильного давления на советский фронт со стороны «Запада» представлялось реальной угрозой и могло сыграть решающую роль во время «похода на Москву» и «похода на Петроград» осенью 1919 г. Суть отношения с Польшей в 1919 г. образно выразил Маклаков в дилемме: «Или с Польшей против Советов, или с Советами против Польши». В 1919 г. с польскими военно-политическими кругами не удалось наладить должного контакта, поэтому активность польской армии против советской власти была невелика. От Российского правительства, по существу, требовалось только признание уже существующей в Польше власти, что и декларировалось во всех заявлениях РПС. Сазонов отмечал, что восстановление польской самостоятельности предполагалось изначально путем существенного расширения автономии: «Нет оснований ссылаться на то, что если бы Александр I не взял себе Польши, то, благодаря своей слабости, она все равно не могла бы начать жить самостоятельной государственной жизнью… Между Россией и Польшей лежали, как зияющая пропасть, три века почти беспрерывной войны… Между русскими и поляками было пролито слишком много братской крови, чтобы их примирение могло состояться иначе, как на началах высшей справедливости и полного признания взаимных исторических прав. Меры частичные, половинчатые могли привести только к обострению борьбы и к опасной отсрочке этого примирения». С началом Первой мировой войны известный Манифест Верховного Главнокомандующего Великого Князя Николая Николаевича и законопроект о даровании Польше Конституции, согласованный с Государем Императором, стали переломными моментами в истории русско-польских отношений. «Безусловно, – считал Сазонов, – русская революция разрешила польский вопрос быстрее и радикальнее, чем это сделала бы русская государственная власть… но можно ли сказать, что она разрешила его справедливо и прочно?» Сразу же после образования независимой Польши ее границы стали расширяться уже за пределы «этнографической границы» (присоединение Вильно, занятие областей Западной Украины). Тем не менее игнорировать это было невозможно (29).

Неудачи белых фронтов, равно как и безрезультатность дипломатических инициатив, а также разногласия в отношении будущего РПД повлияли на взгляды Сазонова относительно будущего Белого движения. После создания Южнорусского правительства в феврале 1920 г. Сазонов получил отставку с поста министра иностранных дел. По свидетельству Михайловского, встречавшегося с бывшим главой МИД в Париже в начале марта 1920 г. (после гибели Колчака и перехода статуса Верховного Правителя России к Деникину), Сазонов был совершенно не похож на того «смелого царского министра», который «требовал от Николая II решительно взять курс налево». Теперь это был «озлобленный эмигрант, требовавший от Деникина… «правого курса». «Дав самому Деникину характеристику… «плохого политика и никуда не годного дипломата», он прямо сказал, что вина Деникина в том, что он дал увлечь себя «либеральным балалайкам». Сазонов считал, что «надо было взять «правый курс», не боясь мифического русского общественного мнения» и, не увлекаясь никакими иллюзиями, «повернуть направо безо всяких обиняков». Подобные требования «решительных мер по восстановлению частной помещичьей собственности» и «отказа от демократических иллюзий» вряд ли объективно отражали взгляды Сазонова и, скорее всего, указывали на психологическое состояние, вызванное поражениями белых фронтов. «Перейдя к военным действиям, Сазонов воскликнул: «Я писал Деникину сколько раз: нам нужны победы, победы и победы!» Затем Сазонов подчеркнул, что говорить с союзниками можно только при условии побед над большевиками, без побед никакая дипломатия невозможна». Однако телеграфная переписка и заявления Сазонова свидетельствуют как раз об обратном – он достаточно ясно представлял себе произошедшие в стране перемены и не считал успехи белых армий единственным фактором, влияющим на внешнеполитический курс (хотя и не «сбрасывал их со счетов» в условиях, когда признание Российского правительства зависело именно от них).