Василий Цветков - Белое дело в России, 1917–1919 гг.

Почему же именно диктатура является естественным и неизбежным результатом развития политико-правового развития России во время революции и гражданской войны? Потому что таков закономерный итог развития «революционного процесса», замечает Новгородцев: «В каждой долго длящейся революции бывает момент, когда… революция гибнет от своей безудержности и своих заблуждений, когда остается только искать спасения во власти, по существу своему дисциплинирующей и распорядительной. Так было во Франции в годы Директории, так есть сейчас в России. Вожаки партий, начинавшие революцию, продолжают твердить о свободе и правах народа, не замечая, что бедствия народа проистекают теперь уже не от излишества власти, а от крайностей свободы, не от избытка дисциплины, а от анархической разнузданности интересов и страстей». Это происходит с «большевизмом», который «идет навстречу потребности власти, дисциплины и самообуздания; поскольку он остается делом партии и класса, постольку он оказывается неспособным выражать интересы наций во всей совокупности ее элементов, он становится террористическим и ненавистным». Белому движению приходится вести борьбу с диктатурой пролетариата. Но если приходится считаться с этой диктатурой во имя разрушения, во имя господства одного класса над другими, то диктатура во имя общенациональных ценностей и целей тем более оправданна и необходима. «Только подлинная национальная власть, выражающая нужду народа во всей совокупности его классов, способна выполнить дело воссоздания государственности и восстановления народной жизни». В этой оценке Новгородцев убежденно отстаивал идею, характерную для третьего периода в истории Белого движения (осень 1918 – осень 1919 г.): коалиции и компромиссы возможны только на основе объединения вокруг единоличной власти. Признавалась актуальность военной диктатуры, которая сама решит, какие формы взаимодействия с общественностью будут для нее приемлемы. «Для борьбы с большевизмом, который представляет собой яркий пример централизации власти, необходима такая же централизация всех сил и для борющейся с ним стороны. Построить власть на основе народоправства и по типу Директории, в угоду чисто теоретическим требованиям коллегиальности и коалиционности, – значит сделать ее бессильной и бездейственной».

Так же однозначно высказывался профессор и по поводу попыток союзников призвать «государственные новообразования» на конференцию. Бесперспективность подобных намерений была, по его мнению, очевидной, когда в основу их закладывается принцип «признания федералистических начал». Новгородцев отстаивал также характерный для политико-правовой программы Белого движения в 1919 г. тезис об опасности федерализма для России: «Федералистическое устройство неосуществимо без расчленения России, без превращения ее в конфедерацию, в союз государств, тянущих в разные стороны». «Федерация есть всегда порыв к соединению и предполагает силы центростремительные: у нас же федерацию берут как ступень расчленения, на которой скрепя сердце соглашаются остановиться центробежные силы. Федерация есть тяжкий удар по единой России, и в практическом осуществлении она даст не единый фронт против большевизма, а разрозненные стремления отдельных местных центров, ослабляющих друг друга своим разногласием». Таким образом, Новгородцев предлагал союзникам признать три принципиальных позиции, провозглашенные еще на Ясском Совещании: «Россия – единая в пределах, которые она имела до переворота 25 октября». «Отдельные представительства частей России в международных сношениях недопустимы… вопрос о пределах местных свобод этим не предрешается». «Если союзники хотят помочь русскому народу, – говорилось в итоге заявления, – для этого есть только один действенный путь. Надо помочь генералу Деникину и адмиралу Колчаку устранить большевиков и довести Россию до той степени устроенности и умиротворения, при которой возможно будет Учредительное Собрание… Кто хочет разрушить Россию, тот должен помогать большевикам, как это делали немцы. Кто хочет спасать Россию, тот должен помочь сломать большевиков, и сделать это нужно не только для России, но и для всего человечества, для блага мировой культуры».

Одновременно с запиской о Принцевых островах и о «международной опасности большевизма», в феврале 1919 г., Новгородцев развивал свои идеи в письме от имени ВНЦ В. А. Маклакову. В дополнение к вышеперечисленным тезисам о возможном росте симпатий к советской власти со стороны населения европейских стран и, в особенности, Германии, о бесперспективности созыва совещания на Принцевых островах отмечалась недопустимость и опасность политики, проводимой союзниками по Антанте в отношении «государственных образований» в бывшей России: «Помощь, оказываемая Единой России, отличается слабостью и нерешительностью, и наряду с этим, союзники весьма реально поддерживают независимую Грузию, как будто имеют план независимой Армении, независимой Финляндии, ведут какие-то переговоры с самостийной Украиной… Возникает тяжкое подозрение: не изменился ли общий политический план. Не стало ли так, что нашим союзникам и друзьям уже не нужна Единая и Великая Россия, что им выгоднее иметь Россию раздробленную и ослабленную». «Конечно, мы слишком хорошо знаем, что в политике нет места мечтам и чувствам и что в ней царит суровый закон столкновения интересов и сил. Но если стать и на эту точку зрения реальной политики, мы невольно спрашиваем себя: неужели союзники пришли к тому, чтобы повторить в отношении к России политику Германии, чтобы поддерживать идею расчленения и ослабления России, чтобы приготовить новый вариант Брестского договора, может быть, с теми же договаривающимися лицами, с большевиками и с сепаратистами?»

Упреждая обвинения российского Белого движения в «недемократичности», Новгородцев и подписавшие это письмо члены Правления ВНЦ (Федоров, Долгоруков, Астров, графиня Панина, Челищев, Червен-Водали, Волков, Степанов) заявляли о невозможности проведения иной политики, кроме той, которая провозглашалась в официальных и официозных документах, исходивших от военно-политического руководства Добрармии: «Может быть, помощи Краснову не дают потому, что на Дону преобладают монархические элементы, а Деникину слабо помогают потому, что Добрармия не носит ярко республиканского флага. Так что же нам делать, если демократические элементы не способны у нас к организации борьбы с большевизмом? Разве забыты несчастные опыты демократических организаций на Волге, кончившиеся сдачей Казани и Самары (падение фронта Комуча. – В.Ц .)? Не хотеть поддержать те элементы порядка, которые уже показали себя, а ожидать появления тех, которых у нас нет, не значит ли это играть в руку большевикам. Нас хотят заставить быть республиканцами и свободными, по старому слову Руссо: «On les forcera d’etre libres». Это не удалось во Франции в XVIII веке, почему же это удастся у нас?..»