Мария Чепурина - Гракх Бабёф и заговор «равных»

В тот же день гражданин Жанфр (Genfre) уведомил министра полиции о подозрительных собраниях, которые ежедневно происходят на улице Герен Буассо, у некоего Батиста с 5 до 6, а потом с 10 до 11 вечера {598} 598 Там же. Д. 159. Л. 2. . Далее мы еще вернемся к этой информации.

Обращает на себя внимание письмо, направленное 13 мая Карно, председателю Директории, неким Паразолем (Parasol, затем Parazol), заключенным тюрьмы Бисетр. Оно озаглавлено «Собрание в доме в окрестностях Парижа большого числа террористов, неприсягнувших священников, роялистов, эмигрантов или лиц, настроенных в пользу эмиграции, многочисленных бывших террористов с юга и из Марселя». Если верить Паразолю, то чуть ранее к нему пришел портье его дома и рассказал о раскрытии заговора Бабёфа, а также о том, что в их доме живут четыре террориста, о чем раньше боялся и заикнуться. Также визитер якобы рассказал о разговоре с другим портье, в доме которого тоже собираются злоумышленники: тот так возмущен их еженощными заседаниями, что собирается оставить свою должность — до того ему надоели эти заговоры против Республики. Затем Паразоль приходил к довольно неожиданному выводу: помимо четырех террористов, обитающих в его доме, существует еще 20 террористов, живущих ещё в 5 домах по 4 человека в каждом. Далее он расписывал подробности жизни заговорщиков, их распорядок дня, советовал, когда лучше устроить облаву, и просил о личной аудиенции {599} 599 Там же. Д. 160. Л. 53–56. . Письмо не оставляет сомнений в том, что Паразоль оказался в Бисетре неспроста — там помимо преступников содержали и умалишенных, к каковым он, очевидно, и принадлежал. Вероятно, так же подумал и Карно, оставивший это письмо без ответа. Тогда 15 мая Паразоль вновь написал Карно, настаивая на существовании 24 террористов {600} 600 Там же. Л. 57–60. . Судя по всему, автор был неграмотен: его письма написаны разным почерком, вероятно, под диктовку, и даже орфография его фамилии в них различается. Любопытна «симметричная» структура воображенного Паразолем заговора: она очень соответствует рациональному духу XVIII в. Возможно, Паразоль был одним из тех, кого исследователь истории безумия М. Фуко вслед за писателем С. Мерсье назвал «помешанными на уме» — нахватавшихся идей Просвещения прожектеров, живущих в своем маленьком «геометрическом» мирке из вымышленных принципов {601} 601 Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб., 1997. С. 353–354. .

Комиссар Директории по 8 округу Парижа (подпись неразборчива) написал 12 мая директору Ребелю о том, что некий чулочник Кадро (Cadros) прячет у себя дома четырех генералов, в том числе участника заговора Россиньоля. Генералы, по слухам, готовятся поднять восстание следующей ночью. Опасным комиссар счел и генерала Сантерра (на самом деле не имевшего отношения к бабувистам): тот вызвал его подозрение тем, что стал слишком часто появляться на улицах предместий, где прежде не имел привычки гулять {602} 602 РГАСПИ. Ф. 223. Оп. 4. Д. 8. Л. 48–49. .

13 мая о раскрытии заговора уже знали в Суассоне. Художник А. Ж. Маршан (Marchand) поспешил засвидетельствовать свою лояльность местным властям. Послание он начал с того, что, используя риторику II года, восславил рвение и неустанную работу Директории и выразил желание поскорей увидеть за решеткой «всех тех мерзавцев, кто хочет превратить Францию в большое кладбище». Маршан доносил о поступлении по почте пакетов с подстрекательскими текстами, среди которых сочинение Бабёфа «Окрик французского народа на своих угнетателей». Кроме того, он сообщал, что подозревает некоего Жорре (Jorré) в симпатии к террористам {603} 603 Там же. Д. 161. Л. 15–17. .

В тот же день, 13 мая, некто Жубан (Jouben) доносил Кошону о подозрительном поведении своего знакомого Тевено (Thevenot), приложив в качестве доказательства записку того со словами о близости счастья и призывами быть смелыми {604} 604 Там же. Д. 162. Л. 29–30. .

Интересен написанный также 13 мая донос Кошону Ж.-Б. Армана из Мезы, прежде депутата Конвента, а теперь члена Совета старейшин. Арман сообщал, что за 2 или 3 дня до раскрытия заговора его кухарка встретила человека в гражданской одежде, которого прежде видела в форме полицейского легиона. На вопрос «почему он так одет?» тот ответил, что легион был расформирован и выдворен из Парижа, но более тысячи полицейских вернулись, укрылись у якобинцев и получили от них гражданскую одежду. Бывший легионер поведал кухарке, что он и его товарищи поднимут восстание через несколько дней и перебьют депутатов с министрами, не пощадив никого. Как бы заранее оправдываясь, Арман писал, что поделился этой историей уже со многими коллегами, вот только сообщить министру полиции никак не получалось. Далее он добавлял, что бывший мэр Парижа Паш, по словам их общего знакомого, тоже высказывается в пользу Конституции 1793 г. {605} 605 Там же. Л. 25–26. И писал это тот самый Арман, которого, как уже отмечалось выше, Бабёф в одном из номеров «Трибуна народа» назвал не только своим единомышленником, но и вдохновителем своей коммунистической программы. Не этот ли опасный «комплимент» заставил бывшего депутата продемонстрировать лояльность Директории при помощи доноса, чтобы избавиться от возможного подозрения?

Странное письмо отправил 14 мая министру полиции некто Фуркад (Fourcade). Он заявил, что знает, каков был план заговорщиков: они якобы планировали рассеяться по городу без документов (cartes de sûreté), быть арестованными, собраться в большом количестве под крышей одной тюрьмы, а потом перерезать охрану и начать тем самым восстание. Исходя из вышесказанного, Фуркад советовал Кошону помещать не имеющих документов в разные тюрьмы {606} 606 Там же. Д. 8. Док. 21. . Не исключено, что эта идея, автор которой, как и Паразоль, мог быть не совсем психически здоровым человеком, является отголоском слухов о тюремных заговорах 1792 г. (когда подобный слух породил сентябрьскую резню заключенных) и 1794 г. (когда по сфабрикованным обвинениям в тюремных заговорах были казнены многие «подозрительные»). По сообщению М. Фуко, вторая половина XVIII в. вообще была отмечена своеобразной «эпидемией страха» перед обитателями тюрем, больниц и домов для умалишенных {607} 607 Фуко М. История безумия в классическую эпоху. С. 355–356. .

В тот же день гражданин Загу (Zagu) после беседы со своим знакомым Брюне (Brunet) пришел к убеждению, что тот — пособник заговорщиков, о чем Загу немедленно отписал Кошону {608} 608 РГАСПИ. Ф. 223. Оп. 4. Д. 160. Л. 86. .

Гражданин Наверре (Naverréz) 15 мая сообщил Директории, что, стараясь послужить родине, он по собственной инициативе ходит по кафе и паркам подслушивать разговоры. В своем длинном доносе он не называл ни одного имени, но смешал в одну кучу иностранцев, роялистов и «анархистов» {609} 609 Там же. Д. 162. Л. 36-39 .