Дмитрий Бовыкин - Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

Образ Генриха IV был для XVIII века куда более привычным, Людовик XVI использовал его на протяжении всего царствования. «Образцами для подражания, — отмечает Пименова, — становились не „великие короли“ (Людовик Великий), а „добрые короли“» {2604} 2604 Пименова ЛА. Людовик XVI — французский король эпохи Просвещения // Человек эпохи Просвещения. М., 1999. С. 8. — Генрих IV и Людовик XII. Накануне коронации Людовика XVI на постаменте статуи Генриха IV на Новом мосту появилось слово: «Resurrexit» («Воскрес»). Узнав об этом, Людовик якобы сказал: «Хорошее слово, если бы это ещё было так. Даже сам Тацит не написал ничего ни столь лаконичного, ни столь прекрасного» {2605} 2605 Soulavie aîné J.-L. Op. cit. Vol. IL P. 56. . Один из современников вспоминает, что надпись эта продержалась ровно до тех пор, пока один шутник не подписал: «Словечко воскресшего Генриха я одобряю, но чтобы его доказать, нужна курица в горшке» {2606} 2606 Beugnot J.-Cl. Ор. cit. Vol. 2. P. 151. Правда, сегодня считается, что знаменитую фразу Генриха IV о том, что он добьётся, чтобы каждый труженик в королевстве мог себе позволить курицу в горшке, приписал ему уже во второй половине XVII в. автор чрезвычайно популярной «Истории короля Генриха Великого» П. Ф. Одуэн де Перефикс (Hardouin de Péréfixe). См.: Desplat Ch. «Le Bon Roi Henri»: ou la pédagogie du mythe // La Légende d’Henri IV. Actes du colloque tenu au Palais du Luxembourg le 25 novembre 1994. Biarritz, 1995. Р. 181. . Чиновник, отвечавший за восстановление статуи уже при Реставрации, подробно рассказывает в своих мемуарах, как долго не мог придумать соответствующую надпись для Людовика XVIII. Он думал даже позаимствовать «Ressurexit», но побоялся, что, если неизвестный шутник пережил революцию и вновь сделает приписку про курицу и горшок, над ними будет смеяться весь Париж. В конце концов уже практически сломав голову, он остановился на более безопасном: «Ludovico reduce, Henricus redivivus», «Людовик вернулся, Генрих воскрес» {2607} 2607 Beugnot J.-Cl Op. cit. Vol. 2. Р. 152. .

Когда планы реставрации пьедестала этой статуи обсуждались в 1779 г., газеты написали о проекте, очень соответствующем, на мой взгляд, духу эпохи. Предлагалось изобразить на постаменте несколько аллегорических фигур.

Одна, изображающая Францию, держала бы за руку Людовика XVI, достойного наследника любви Генриха IV к своему народу, она выражала бы взглядом свою симпатию к этим королям; другая изображала бы Милосердие или, скорее, Сюлли, этого добродетельного министра, столь достойного дружбы своего господина и предназначенного для того, чтобы никогда с ним не разлучаться {2608} 2608 L’Esprit des journaux, françois et étrangers. Décembre 1779. T. XII. Р. 344–345. .

«Культ Сюлли и Генриха IV стал принимать всё более театральные и сентиментальные формы, — поясняет один из французских историков, — поскольку он накладывался на институциональный и политический кризис. Всё более усиливающуюся хрупкость монархии стремились предотвратить, прибегая к защите мифа о золотом веке, который видели в героическом периоде воцарения династии Бурбонов […] Речь идёт о желании возродить идеальные времена, возродить в рамках упрощённой логики: поскольку так было когда-то, так будет и снова. Это обращение к мифу влекло за собой идеализацию образов Сюлли и Генриха IV. Эти два имени были тесно взаимосвязаны, поскольку их взаимосвязь являлась принципом договорной монархии, основанной на диалоге. На требования абсолютизма, воплощённого в фигуре короля, отвечал голос снизу, воплощённый в фигуре сюринтенданта» {2609} 2609 Avezou L. Sully à travers l’histoire: les avatars d’un mythe politique. P., 2001. Р. 253. Эта тенденция сохранится и после Реставрации, что легко проследить по иконографии: в 1817–1819 гг. восемь картин о Генрихе IV были заказаны для Фонтенбло, на художественных салонах год за годом выставлялись полотна, посвящённые Генриху и Сюлли, а одно из них в 1819 г. даже было куплено Людовиком XVIII. Подробнее см.: Avezou L. Du retour aux sources à la nostalgie du bon vieux temps: Sully dans les arts de Louis XVI à Louis-Philippe // Bibliothèque de l’école des chartes. 2005. T. 163. Р. 69ss. См. также: Abadia L. Le Thème henricéen dans les peintures de salon de 1750 à 1880 // La Légende d’Henri IV. Р. 335. .

Во второй половине 1780-х гг. эти образы приобрели новые коннотации: Сюлли ассоциировали с крайне популярным в то время банкиром, исполняющим обязанности главы финансового ведомства, Неккером (поскольку оба были протестантами). Так, популярная в 1789 г. гравюра Ж. Майе получила название: «Эпоха французской свободы: Людовик XVI, ведомый г-ном Неккером под медальонами с Генрихом IV и Сюлли по пути славы по направлению к трём сословиям, объединённым и согласным с законами Справедливости» {2610} 2610 Bibliothèque nationale de France. Est. RESERVE QB-370(12)-FT4. .

Между тем уже из приведённого выше письма к де Кастри видно, что для графа Прованского образ Генриха IV воплощал совсем иную ипостась этого короля. Не добрый государь, любящий свой народ, а государь-воин, долгие годы с оружием в руках отстаивавший своё право на трон {2611} 2611 Обе эти ипостаси легенды о Генрихе IV складываются ещё в начале XVII в., вскоре после его смерти: с одной стороны, это имя является маркером славного царствования, когда царило изобилие и народ процветал, с другой — легенда изображала Генриха IV победоносным полководцем, «восстановителем отечества, религии и свободы». См.: Мунье Р. Убийство Генриха IV. СПб, 2008. С. 299 и след. . Ещё в 1790 г. Бёрк писал, что «на протяжении многих последних лет в Париже преобладало показное, доходящее до совершенно детских проявлений, стремление боготворить память о Генрихе IV». И иронично замечал, что Генрих Наваррский, безусловно, был гуманным и мягким человеком, но его гуманизм и мягкость никогда не стояли на пути его интересов:

Он никогда не стремился быть любимым без того, чтобы вначале не заставить себя бояться. Он сочетал мягкость речей с решительным поведением, которого так не доставало Людовику XVI {2612} 2612 Burke E. Réflections on the révolution in France. With an introduction by George Sampson. L., [1900]. Р. 170. .

Граф Прованский как раз и стремился показать, в том числе и на образном уровне, что его готовность к компромиссам отнюдь не означает слабоволия.

По воспоминаниям современников, и в жизни принц стремился во всём подражать Генриху IV {2613} 2613 Amault A — V. Op. cit. P. 170; France d’Hézecques F., comte de. Op. cit. P. 52; Mémoires, correspondance et manuscrits du général Lafayette… Vol. 2. P. 253. . Образ казался тем более удачным, что он вызывал вполне определённые коннотации и в сфере международной политики. 29 октября 1791 г. Екатерина II писала маршалу де Брольи:

Самые знаменитые из ваших королей с гордостью называли себя первыми дворянами королевства. Особенно дорожил этим титулом Генрих IV… Елизавета признала Генриха IV, который восторжествовал над Лигой во главе ваших предков. Эта королева может, без сомнения, служить образцом для последующих поколений, и я заслуживаю сравнения с ней за постоянство своих чувств к внуку того же героя, которому всегда демонстрировала доселе и добрую волю, и добрые намерения {2614} 2614 Moniteur. Vol. 10. P. 538. .