Андрей Купцов - Миф о красном терроре

Где-то в 4–5 классе (1961–1962 гг.) я сформировался фактически как западник и начинающий диссидент и антисоветчик. Так уж получилось, что я всегда общался с внутренними оппозиционерами. Это не были ангажированные лица первого эшелона (вроде Синявского-Даниэля), оппозицию которых заранее готовили к мировой известности. Это были люди, которые естественно отрицали совдеп (позже совок).

Вот лично я ничего не помню о том, чтобы мне кто-нибудь говорил о голоде на Украине в 1933-м. С кем я только не общался — и ничего. Я имею в виду хоть какое-то упоминание об этом в личном плане, типа: «Мой отец был в блокадном Питере и жил…» До 4 класса, то есть до 11 лет, я жил в бараке на самой известной улице СССР — Самокатной, где сейчас находится вино-водочный завод «Кристалл», а тогда 1-й МЛВЗ, который выпускал разную ханку с великой эмблемой — быком в боевой позе. Это был как бы маленький квартал из 4 бараков. Это был интернационал «по-над Яузой» — татары, евреи, белорусы, хохлы, лезгины и даже «русские поляки»…

Кроме всем известных стукачей, все были фронда. От хануриков до артистки кордебалета в Театре оперетты. Работяги, шоферня и инженеры (два барака были авиапромовские) крыли, особливо по пьянке, всё и вся. Мат для меня был вторым языком. Так вот, я не помню ни одной истории про голод на Украине. Родился я в 1950-м, так что в первый класс пошёл в период махровой «оттепели». Справа жила сестра того самого Ксенофонтова, с ней вместе жила подруга по политзоне. Эти дамы-филологи с богемным обаянием многоукладным матом крыли, что хотели. Слева — семья хохла Коваля, который, на свою голову, выиграл в лотерею машину, продал её за три цены какому-то Гоги и умер от безпробудной пьянки с другом, бывшим фронтовиком и также хохлом… Уж эти ребята говорили, что хотели, но я не помню ни одной истории про голод.

В 7-й класс я пошел уже в Долгопрудном, куда мы переехали из Москвы. Канал системы Москва-Волга был в двух шагах, и через некоторое время я мог общаться с потомками «канальных» зеков. Собственно, 7 3Долгопы того периода — это «канальники» — зеки или вохровцы. А канал этот строили аккурат в то время, когда якобы произошел «организованный НКВД» голод на Украине. Никто и никогда не говорил о голоде 1933 г.

Моему отцу было 17, когда он с полком проезжал через Самару в 1921-м. Полк принял «красную» программу, и после трех лет Гражданки полк направили на борьбу с чурками-басмачами. 1921 г. — начало великого голода в Поволжье.

Как выглядит голод, он помнил. Они простояли на станции около суток, и ни у кого не хватило духу варить еду. Когда в одном вагоне попробовали это сделать, начался кошмар. К вагону через пути стала двигаться огромная толпа живых скелетов без пола и возраста. Сквозь толпу бегом прорвалась группа чоновцев, вскочила в вагон, мгновенно сняв бак с огня, они накидали на него шинели. Но скелеты уже стояли плотной толпой у вагона, держа на груди то, что они готовы были отдать за любую еду.

Чоновцы, которые контролировали питательные пункты, объяснили сложность ситуации: мало того, что при попытке просто дать кому-то еду начнется смертоубийственная давка (на раздаточных пунктах умело создавали очередь), но и долго не евшим людям физически опасно давать плотную пищу — надо начинать с жидкого отвара.

Людоедство было «нормой». Существовал даже эвфемизм — «собачина». Отец помнил листовки-приказы, где крупными буквами было напечатано: «За изготовление с целью продажи пирожков и котлет из собачины — расстрел!» Ужас в том, что не отрицался факт «изготовления» для себя!

Красноармейцам раздавали листовки, где предупреждалось, что за покупку продуктов «из собачины» их ожидает суровое дисциплинарное наказание. К этому добавлялись предупреждение не ходить в одиночку в темноте по малолюдным местам и предписание ходить группой, по делам и днём.

В Коминтерне, где отец позже работал, открыто говорили о 10–12 млн умерших от голода в тот период (неофициально о 15 млн). Трупы не успевали зарывать, их просто засыпали хлоркой или обливали карболкой, чтобы их не съели… (Кажется невероятным, чтобы можно было съесть истощённого человека, почти шкелет, но, оказывается, если мышцы превращаются в волоконца, то внутренние органы — в ливер: сердце+лёгкие+печень вполне ничего. Многим, кто пробовал пирожки с «собачим» ливером — нравилось. А кто-то и привыкал, а привыкнув, позже подъедал соседей. Стреляли, конечно, их по 505-й, но это был как бы наркотик, как рубить клинком человека. Кто рубил, тот хотел этого всю жизнь.

В истории России такое бывало. Но, как правило, подобные события тактично «забывали». «Помнили» только тогда, когда об этом было написано каким-нибудь иностранцем, но опять же переводили и печатали такую книгу много позже. Например, Исаак Масса «Краткое известие о Московии в начале XVII века» (Соцэк-гиз, 1937). О голоде, который был следствием неурожаев с 1601 по 1603 г., голландец Масса писал: «В то время, по воле Божией, во всей Московской земле наступила такая дороговизна и голод, что подобного еще не приходилось описывать ни одному историку… на всех дорогах лежали люди, помершие от голода, и тела их пожирали волки и лисицы».

Этот голод привел тогда к восстанию Хлопка потому, что, когда уже открыто торговали «человечиной», у бояр и монахов был большой запас зерна. Как писал Масса: «Даже сам патриарх, глава духовенства, на которого смотрели как на вместилище святости, имел большой запас хлеба, объявил, что не хочет продавать зерно, за которое должны будут дать еще больше денег».

Голоду 1921 г. — нет! Голоду 1933 г. — да!

Вы, повторю, ничего не знаете о голоде 1921/22 г. Но и никто не знает… По этому вопросу у меня сквозные примеры, которые я буду повторять и повторять из книги в книгу, пока ещё живу в России. Это должны знать все с детства и помнить до смерти.

А зачем знать-то? Это показатель стратегической информированности — вашей и всего общества. Это событие — как бы тест на представление о реальности, которую упорно скрывают. И ещё с этим связан великий и грязный миф про ограбление церкви .

Суть всей истории была в том, что единственной организацией на тот момент, которая обладала «конвертируемой валютой» в виде изделий из драгоценных металлов, была церковь. В Москву шли потоки писем от верующих с просьбами благословить решение отдать церковные ценности на закупку продовольствия. (К Тихону с такой же просьбой обращался ВЦИК.) Но сейчас даже и не особенно говорят об этом «ограблении», потому что надо будет хоть косвенно вспомнить и тот голод, и у людей может появиться потребность уточнить свою же «память». А там, глядь, и придёт осознание украденной реальности.