Бронислав Бачко - Как выйти из террора? Термидор и революция

На следующий день после доклада Саладена (от имени Комиссии двадцати одного) об обвинении бывших членов Комитетов (21 вантоза III года, 2 марта 1795 года) Конвент увяз в процедуре, которая имела все шансы стать бесконечной, если исходить из того, сколько времени потребовалось, чтобы обвинить Каррье. К тому же ситуация с Каррье, напрямую принимавшем участие в кошмарном Терроре в Нанте, была относительно простой, а его ответственность гораздо более очевидной, чем в случае с Барером, Бийо-Варенном, Колло д'Эрбуа и Вадье, поскольку здесь речь шла уже не о бросающихся в глаза бесчинствах, а обо всей политике Террора и даже об итогах II года Республики. Следуя политической логике реванша и стремлению изгнать воспоминания о Терроре путем показательного осуждения «виновных», политическая борьба все более и более обострялась. Она резко усилилась в связи с вмешательством улицы 12 жерминаля и в особенности 1 прериаля. В политические столкновения между «термидорианцами» неожиданно вмешался непредвиденный фактор, который, казалось, принадлежал прошлому: толпа, несущая с собой примитивное и архаичное насилие.

Народные выступления в жерминале и прериале стали предметом многочисленных исследований [216]. Напомним лишь, что 12 жерминаля и 1 прериаля Конвент был атакован толпой митингующих, кричавших: «Хлеба и Конституции 1793 года!» Эти атаки, которым предшествовали особенно бурные собрания, в частности в секциях народных предместий, были отбиты. 12 жерминаля возглавляемая женщинами толпа на несколько часов заняла зал заседаний Конвента и была рассеяна национальной гвардией без единого выстрела и без жертв. События 1 прериаля приняли куда более кровавый оборот: молодой депутат Феро был убит прямо в зале заседаний Конвента в ходе стычки, разгоревшейся, когда толпа выламывала входную дверь. Ему отрубили голову и затем внесли ее, насаженную на пику, в зал заседаний Конвента, а впоследствии доставили на площадь Карусели. Толпа провела в зале около девяти часов (с трех часов дня до полуночи); в это время под давлением части народа имело место некое подобие обсуждения, в котором участвовало несколько депутатов-монтаньяров. По их инициативе горстка имевшихся в наличии депутатов проголосовала за ряд мер, принятия которых требовали демонстранты; и по большей части они соответствовали распространенному накануне памфлету-манифесту «Восстание народа — дабы обрести хлеб и отвоевать свои права». Ближе к полуночи Конвент был освобожден батальонами умеренных секций и вооруженными силами, которые смогли собрать его комиссары. Проливной дождь рассеял толпу на площади Карусели. Мятеж продлился и на следующий день; он вновь начался со сборища женщин перед Тюильри; собрание одной из секций (Арси) переместилось в Дом Коммуны (Ратушу) и даже провозгласило себя Национальным конвентом. Толпа демонстрантов дошла до Конвента, и канониры навели на него пушки. Чтобы помешать повторению сценария предыдущего дня, Конвент выслал делегацию, которая «побраталась» с толпой. Представители демонстрантов были выслушаны у решетки, после чего «объединившийся Народ» удалился. Последний акт был разыгран 4 прериаля, когда Комитеты решили атаковать Сент-Антуанское предместье с двойной целью: арестовать предполагаемого убийцу Феро (некоего Жана Тинеля, молодого слесаря, которого накануне его друзья из секции Попенкур освободили с телеги, везшей его на эшафот) и захватить депутатов Камбона и Тюрио (2 прериаля, если верить слуху, который впоследствии оказался ложным, они были провозглашены мэром и прокурором Коммуны). Первое «наступление» на Сент-Антуанское предместье, предпринятое «золотой молодежью», провалилось («молодые люди» натолкнулись на баррикады и были атакованы женщинами и детьми, которые с крыш и из окон бросали в них черепицу и камни). Конвент, располагавший отныне регулярными вооруженными силами, принял декрет, в котором содержалось обращенное к предместью требование выдать убийц Феро и пушки трех входивших в предместье секций. Под угрозой объявления его восставшим, лишения хлеба и артиллерийского обстрела предместье в тот же день сдалось и выдало армии под командованием генерала Мену пушки вместе с канонирами (Тинель покончил с собой).

Обрушившиеся вслед за этим народным выступлением репрессии разворачивались по двум направлениям. В городе было арестовано около 3000 человек (газеты писали даже, что их было от 8000 до 10 000), секции были жестко очищены, национальная гвардия реорганизована, и гражданам приказали сдать пики, символ «поднявшегося с колен народа». В Конвенте же победившее большинство поставило себе на службу весь опыт якобинских чисток. Уже 12 жерминаля с очевидным нарушением своих собственных декретов, гарантировавших обвиняемым депутатам возможность выступить в свою защиту, Конвент, не соблюдая никаких других формальностей, одобрил декрет о немедленной депортации Барера, Бийо-Варенна, Колло д'Эрбуа и Вадье. В этот и последующие дни было арестовано еще более пятнадцати депутатов. 2 прериаля Конвент принял решение, что перед Военной комиссией предстанут те депутаты, которых обвиняли в пособничестве толпе восставших (шестеро из них, осужденные 27 прериаля и приговоренные к смерти, совершили попытку самоубийства; Ромму, Гужону и Дюкенуа это удалось; Субрани, Дюруа и Бурботт были тяжело раненными препровождены на гильотину; приговоренные вошли в историю под именем «последних монтаньяров» или же «мучеников прериаля»). Конвент в ходе заседаний, полных разгула страстей и злобы, погряз в яростных обвинениях, словно хотел раз и навсегда избавиться от своего террористического прошлого. Тем не менее для этого он обращался к средствам, которые уже использовались ранее и были обкатаны во времена Террора: он исключил из своих рядов и арестовал всех членов бывших Комитетов (кроме Карно) и многих бывших представителей в миссиях.

Этот краткий экскурс позволяет лучше проследить последовательность событий, имевших отношение к интересующему нас феномену: толпа, насилие и его роль в ходе народных выступлений весны III года. Эти восстания были, без сомнения, неотъемлемой частью опыта и динамики термидорианского периода, однако их значение не сводится к сугубо политическим последствиям. На самом деле, они представляют собой прекрасный пример сложного переплетения архаичного и современного — более глобальный феномен, о котором мы уже несколько раз говорили и который был характерен для менталитета и политической культуры эпохи Революции. Речь здесь также идет о социокультурном контексте, в который вписывались народные выступления весны III года и на котором нам хотелось бы остановиться. Особенно показательным в этом плане являлось восстание 1 прериаля, в ходе которого роль толпы и насилия при столкновениях между «поднявшимся с колен народом» и представительной властью проявлялась очень четко, словно во время лабораторного опыта.