Вадим Сидоров - Незавершенная революция

Действуй белые военные в первую очередь как антикоммунистическая сила, и они могли бы стать боевым костяком армий и гарантами победы широкой антибольшевистской коалиции. Собственно, в такой логике действовали тысячи русских офицеров, сражавшихся в составе армий региональных и национальных государственных образований, подчиняясь их политическому руководству. Однако такие люди среди русского офицерства, принявшего участие в этой войне, составляли явное меньшинство. Авангардом же белых сил были лидеры и офицеры вроде Деникина и Колчака, которые рассматривали Белую армию как силу не просто антикоммунистическую, но имперской реставрации — необязательно монархической, но непременно имперской. Собственно, именно эти силы в свое время поддержали февраль, рассчитывая сохранить империю ценой монархии, попросту не понимая глубинного характера начинающейся революции, которую они пытались оседлать.

Эта революция — русская в первую очередь — могла быть либо регионально-национальной, либо централистско-имперской. Первое требовало поддержки широкой коалиции гражданско-республиканских сил кадровым офицерством, как немецкие военные в тот момент поддержали Веймарскую республику. Во втором же формате одним имперским гегемонистам— белым пришлось конкурировать со вторыми — красными.

Что же обусловило победу красных над белыми в нише русского имперского проекта? Рассмотрим три основных фактора в порядке возрастания их значимости.

Мы помним, что в Пугачевском восстании крестьяне не играли роли решающей боевой силы повстанцев, в силу чего характеризовать его как крестьянское неуместно, однако, стали колоссальным фактором, дестабилизировавшим систему. В т. н. гражданской войне они сыграли примерно ту же роль, но только пугачевцы воспользоваться этим фактором не смогли, точнее, его было мало для их победы, а большевики смогли, потому что у них присутствовали и другие факторы.

Крестьянство должно было и могло стать социальной базой партии ориентированного на него народнического социализма — эсеров. Однако эсеры из соображений сохранения демократической учредительной коалицииотказались от немедленного безвозмездного изъятия всех земель у помещиков. Этим не преминули воспользоваться большевики для наступления на их социальную базу, в том числе, используя для этого своего троянского коня — т. н. левых эсеровили социалистов-интернационалистов. Бродящее, вышедшее из берегов крестьянство, особенно его наиболее обездоленная часть во все еще крестьянской стране оказалась серьезным дестабилизирующим фактором в стане противников большевиков. Это прямо играло им на руку, хотя надежной опорой их власти после ее установления, крестьянство тоже не стало. Впрочем, они его в этом качестве никогда и не воспринимали, в чем и заключалось их отличие от эсеров. Большевики делали ставку на городских промышленных рабочихи беднейшие слои крестьянства, рассматривая последних как троян рабочего класса в крестьянской среде и фермент ее разложения. Столкнувшись с политикой военного коммунизма и продразверсток, те крестьяне, которые еще недавно могли испытывать иллюзии на сей счет, поймут отношение к себе большевиков, и тогда начнутся крестьянские восстания вроде Тамбовского, поднятого «левым эсером» Антоновым. Но будет поздно — использовав крестьянство для разложения враждебного порядка, после установления своего большевики найдут на них управу продразверстками и карательными операциями с применением боевых газов. В дальнейшем крестьянство станет для них ресурсом — экономическим, через изъятие хлеба для осуществления индустриализации, и демографическим — для пополнения пролетариата и как пушечное мясо в будущей мировой мясорубке. Соответствующим будет и отношение крестьян к этой власти — если крестьянские «янычары», воспользовавшиеся запущенными для них социальными лифтами, станут одной из надежных опор этого режима, то носители корневой крестьянской ментальности, и даже зачастую их потомки, затаят по отношению к ней чувства, которые выразят писатели-деревенщики вроде Астафьева.

Этнический фактор большевизма часто является предметом спекуляций со стороны тех, кто пытается выставить его не как феномен русской истории, но как некое чужеродное явление. Конечно, в первую очередь речь идет о еврейском вопросе. Весьма существенное присутствие этнических евреев в среде большевистских функционеров всех уровней и руководителей карательных структур даст многим основания говорить о коммунистической революции как о еврейской, а не русской.

О роли, которую евреи сыграли для революции, достаточно откровенно скажет сам Ленин, который, к слову, имея одного еврейского прадеда-выкреста, евреем считаться не может ни по галахическим, ни даже по Нюрнбергским расовым законам:

«Евреи составляли особенно высокий процент (по сравнению с общей численностью еврейского населения) вождей революционного движения. И теперь евреи имеют, кстати, ту заслугу, что они дают относительно высокий процент представителей интернационалистского течения по сравнению с другими народами.

…Большое значение для революции имело то обстоятельство, что в русских городах было много еврейских интеллигентов. Они ликвидировали тот всеобщий саботаж, на который мы натолкнулись после Октябрьской революции… Еврейские элементы были мобилизованы после саботажа и тем самым спасли революцию в тяжелую минуту. Нам удалось овладеть государственным аппаратом исключительно благодаря этому запасу разумной и грамотной рабочей силы».

Так является ли это основанием, чтобы отрицать «русскость» большевистской революции? Что ж, если так, то пусть те, кто из-за этого отказываются считать ее русской, откажут в праве на русский характер и Московскому государству, создававшемуся при активном участии десанта Палелог и Траханиотов, зачистивших русских вольнодумцев; и государству Ивана Грозного, значительную часть Опричнины которого составляли крещенные тюрки, усмирявшие русских бояр и простолюдинов; и Романовым, искоренявшим великорусский уклад с черкасами и литвинами; и Петру I, строившему свою Империю руками западноевропейских специалистов, и фактически оставившему русский престол иностранцам. О Готторпском государстве нечего и говорить — его правители уже не были ни представителями мужского русского рода, ни носителями русской крови в принципе, учитывая то, что их отцы из поколения в поколение женились на германках — так что в последнем представителе их династии русской крови было не больше, чем в Ульянове-Ленине.