Норберт Элиас - О процессе цивилизации

Таковы некоторые важнейшие структурные линии этой трансформации.

Ко всему вышесказанному нужно добавить следующее: вместе с ростом денежного сектора экономики дворянство теряло общественную силу, при этом росла власть буржуазных слоев. Но ни одно из этих сословий не располагало достаточной силой, чтобы взять верх над другим. Между ними сохранялось постоянное напряжение, время от времени вспыхивала борьба. Правда, линия фронта была довольно сложной и отличалась от случая к случаю. По тому или иному поводу возникали временные союзы отдельных слоев дворянства и буржуазии; имелись переходные формы и даже происходило смешение двух сословий. Но как бы то ни было, рост, полнота и неограниченность власти, осуществляемой центральным аппаратом, зависели от наличия и сохранения напряженных отношений между дворянством и буржуазией. В качестве структурной предпосылки абсолютной монархии выступало отсутствие превосходства, принадлежащего какому-либо сословию или какой-либо группе одного из них. Поэтому представители абсолютистского центра все время поддерживали подвижное равновесие между разными сословиями и группами. Там, где оно терялось, одна из групп или какой-то слой становились слишком сильны; там, где дворянские и верхушечные буржуазные группы вступали хотя бы во временный союз, сразу для неограниченной власти центра возникала сильнейшая угроза, вплоть до того, что она вообще могла оказаться обреченной на гибель, как это и произошло в Англии. Поэтому среди правителей мы видим тех, кто защищает и выдвигает на первый план интересы буржуа, когда дворянство кажется слишком сильным, а потому опасным; но затем появляются следующие государи, склоняющиеся на сторону дворянства, поскольку оно чрезмерно ослабло, в то время как буржуазия усилилась и обнаглела. Но ни те, ни другие не упускали это равновесие из виду. Отдавали себе в том отчет абсолютные монархи или нет, но они вели игру с помощью общественного аппарата, что был создан не ими. Напротив, их социальное существование зависело от наличия и функционирования данного аппарата. И они зависели от той социальной закономерности, «от имени» которой они выступали. Раньше или позже такая закономерность, социальная структура такого рода все равно возникала; она выступала в многообразных формах и видоизменялась, но присутствовала почти во всех западных странах. Ее очертания наблюдатель может в полном виде узреть лишь в том случае, если ему удастся рассмотреть процесс образования этой структуры на конкретном примере. В качестве такого примера мы возьмем Францию — страну, где этот процесс развития в определенную эпоху шел прямолинейно.

Если соизмерить силу центральной власти во Франции, в Англии и германском рейхе где-то в середине XVII в., то французский король выглядит чрезвычайно сильным в сравнении с английским королем и особенно с немецким кайзером. Но эта констелляция является результатом очень долгого развития.

К концу каролингской эпохи, к началу времен Капетингов, мы обнаруживаем чуть ли не противоположное соотношение. В то время немецкий кайзер обладал более сильной властью, чем французский король, а Англии еще только предстояли объединение страны и реорганизация управления под властью норманнов.

В немецком рейхе с этого времени центральная власть начинает все более и более ослабевать (пусть с некоторыми отступлениями от этой тенденции).

В Англии со времен норманнского завоевания временные отрезки, характеризующиеся сильной королевской властью, чередуются с периодами усиления сословной или парламентской власти.

Во Франции приблизительно с начала XII в. королевская власть — при кратковременных отступлениях — постоянно растет. Непрерывная линия власти ведет от Капетингов через Валуа к Бурбонам.

Нет никаких оснований для того, чтобы изначально предполагать, что появление подобных различий неизбежно. Мы видим, как во всех трех странах идет медленное укрепление связей между землями. Поначалу эти связи между областями, союзы которых в дальнейшем превратятся во «Францию», «Германию», «Италию» или «Англию», являются сравнительно слабыми. Недостаточно велика их спаянность, а собственная сила отдельных областей еще мало способствует общей силе единого социального организма, взаимообмену общественных сил. На этой стадии развития периоды подъема даже в большей степени зависят от удач или неудач отдельных лиц, от их личных способностей, симпатий и антипатий, а то и просто от «случая», нежели от социального сплетения структур будущих «Англии», «Германии» или «Франции», наделенных собственным весом и влиянием. Первоначально траектория исторического развития еще сильнейшим образом определяется факторами, которые не кажутся необходимыми, если взглянуть на них с точки зрения возникшего впоследствии единства [2] Примером этого могут служить последствия, которые повлекло за собой состояние казны каролингских времен. Быть может, эти последствия не так значительны, как может показаться, если судить по приводимой ниже цитате; однако состояние казны, fiscus, y Каролингов, конечно же, сыграло свою роль в формировании национальных границ. См.: Thompson J.W. Economic and Social History of the Middle Ages (300-1300). N.Y.-L., 1928. P. 241–242: «The wide-spread character of the Carolingian fisc… made the fisc like a vast net in which the Empire was held. The division and dissipation of the fisc was a more important factor in the dissolution of the Frankish Empire than the local political ambition of the proprietary nobles… The historical fact that the heart of the fisc was situated in cetral Europe accounts for the partitions of central Europe in the ninth century, and made these regions a battle-ground of kings long before they became a battleground of nations… The dividing frontier between future France and future Germany was drawn in the ninth century because of the greatest block of the fisc lay between them». («Широкое распространение Каролингского фиска… сделало из него обширную сеть, в которой удерживалась вся империя. Разделение и растворение фиска представляли собой значительно более важный фактор в распаде империи франков, чем местные политические притязания удельной аристократии… Тот исторический факт, что сердцевина фиска располагалась в Центральной Европе, объясняет членение Центральной Европы в IX в., что сделало эти районы полем битвы между королями задолго до того, как они стали полем битвы между нациями…» Граница между будущей Францией и будущей Германией была начертана в IX в., поскольку между этими районами лежала мощная преграда для фиска… — А.Р. ). См. также: Thompson J.W. The Dissolution of the Carolingian Fisc. Berkeley: University of California Press, 1935. . Затем, по мере роста взаимосвязей между увеличивающимся числом областей и между людскими массами, постепенно заявляют о себе закономерности, ограничивающие произвол, капризы и интересы отдельных властителей и даже некоторых групп. Только тогда в развитии этих социальных объединений закономерности начинают доминировать над случайностями или, по крайней мере, оказывают влияние на последние.