Норберт Элиас - О процессе цивилизации

Наконец, после того, как король Иоанн после битвы при Пуатье оказался в плену у англичан, для выплаты гигантского выкупа за него впервые потребовалось собирать средства на протяжении не одного года, а шести лет. Как это часто случается, случайное событие лишь ускорило то, что уже долгое время подготавливалось в структуре общества. На деле этот налог собирался на протяжении не шести, а последующих двадцати лет, постепенно увеличиваясь в размере, — можно даже предположить, что в эти годы произошло известное приспособление рынка к данному налогу. Помимо данного налога на продажи, собираемого для выкупа короля, вводились и налоги на другие цели, например: в 1363 г. был введен прямой налог для покрытия военных расходов, а в 1367 г. — для борьбы с разбойничающей солдатней. В 1369 г., по возобновлении военных действий, появились новые прямые и косвенные налоги, самым ненавистным из которых был налог на скот («fouage»).

«Все это пока что — феодальные „aides“, но они распространяются на всех, унифицируются и повышаются — причем не только в домене короля, но и по всей территории королевства — под наблюдением особого центрального управленческого аппарата» [149]. Действительно, на этой фазе Столетней войны, когда «aides» постепенно становились долговременным явлением, шаг за шагом вырабатывались также специализированные службы, связанные со сбором данных податей, пока еще называемых «чрезвычайными», и осуществлением судебных процедур, требуемых при их взыскании. Поначалу эта функция возлагается на «généraux sur le fait des finances», наблюдающих за сборщиками «aides» по всей стране. Потом, с 1370 г., появляются два высших чиновника: один из них занимается исключительно финансовыми вопросами, тогда как второй решает судебные дела, возникающие при взыскании «aides». Здесь мы уже имеем дело с первоначальной формой института, который впоследствии, на протяжении всего «ancien régime», будет важнейшим органом налогового управления — «chambre (или cour) des aides». Ho в 1370–1380 гг. этот институт только формируется, он еще не стал чем-то постоянно действующим, представляя собой орудие открытого или скрытого противоборства различных социальных центров. Пока что не забыты те столкновения, в результате которых появился данный орган, как это часто случается со многими упрочившимися и сделавшимися стабильными институтами. Всякий раз, как короли, встретив сопротивление различных групп населения, отступают и ограничивают свои притязания, эти службы также уходят в тень. Наличие указанных институтов, равно как и кривая их роста, позволяют довольно точно определить соотношение социальных сил центральной функции и центрального аппарата, с одной стороны, и дворянства, церкви и городских слоев — с другой.

Как уже было сказано выше, при Карле V «aides sur le fait de la guerre» стали столь же постоянными, сколь и сама война. Они ложились тяжким бременем на народ, и без того обнищавший из-за военных действий, пожаров, трудностей в ведении торговли и, не в последнюю очередь, из-за непрерывных передвижений по их территории войск, требовавших пропитания и кормившихся грабежом. В результате королевские налоги воспринимались еще более болезненно, в них еще отчетливее видели нечто противоречащее их собственному названию, ибо чрезвычайные выплаты в целях вспомоществования короне стали регулярными. Пока был жив Карл V, все это недовольство оставалось скрытым: народ безмолвствовал, но нужда росла, а вместе с нею — и недовольство. Впрочем, сам король, кажется, понимал, что в стране растет напряженность, ощущал подавленное возбуждение, в первую очередь, связанное с этими налогами. Вероятно, он осознавал и то, чем грозило обернуться такое недовольство в случае, когда на месте старого и опытного короля окажется ребенок, его несовершеннолетний сын, вступающий на трон под опекой соперничающих родственников. Быть может, этот страх перед будущим соединялся у него с некими угрызениями совести. Конечно, налоги, собираемые его аппаратом на протяжении долгих лет, сам Карл V считал чем-то неизбежным и необходимым. Но даже у него, без ограничений пользовавшегося собранными средствами, такого рода налоги оставляли ощущение чего-то незаконного. Во всяком случае, за несколько часов до смерти (16 сентября 1380 г.) он отдал распоряжение, отменяющее самый ненавистный в народе налог на скот, равным образом обременявший и бедных, и богатых. То, насколько этот указ отвечал положению дел, сложившемуся после смерти короля, выяснилось очень скоро. С кончиной Карла V центральная функция ослабевает, и общее недовольство становится явным. Соперничающие родственники умершего короля (прежде всего, Людовик Анжуйский и Филипп Смелый Бургундский) вступили в борьбу за власть — в том числе и за право распоряжаться королевской казной. Города начинают бунтовать против налогов. Народ устраивает охоту на королевских сборщиков «aides». При этом возмущение низших слоев горожан поначалу находит понимание у высших слоев буржуазии: их цели совпадают. Городские нотабли, собравшиеся вместе с представителями других сословий в ноябре 1380 г. в Париже, требуют отмены королевских налогов. Вероятно, под непосредственным давлением собравшихся герцог Анжуйский и королевский канцлер дают им соответствующее обещание. 16 ноября 1380 г. выходит указ, подписанный королем, об отмене, отныне и навечно, всех налогов: «Doresnavant à toujours — tous les fouages, impositions, gabelles, XII es, XIII es, dont ils — ont esté et sont moult grevés, touz aydes, subsides quelxconques qui pour le fait des dictes guerres ont esté imposez…». «Так была принесена в жертву вся финансовая система последних десяти лет, все те завоевания, что были достигнуты в годы с 1358/1359 по 1367/1368. Королевская власть отброшена чуть ли не на столетие назад. Она оказалась в той точке, которую занимала в начале Столетней войны» [150].

Подобно системе сил, еще не пришедшей в состояние равновесия, общество колеблется в этой борьбе от одного полюса к другому. О том, насколько могущественными были центральный аппарат и королевская функция в то время, говорит уже то, сколь быстро им удается восстановить утраченные позиции, хотя сам король — пока что ребенок, зависимый от реализующих данную функцию фактических правителей и слуг. Уже тут можно обнаружить то, что станет совершенно очевидным при Карле VII: шансы, связанные при таком строении французского общества с королевской функцией, настолько возросли, что королевская власть может усиливаться даже тогда, когда сам король слаб или даже ничего из себя не представляет. Зависимость групп и слоев от высшего координатора, обеспечивающего обмен и кооперацию между различными социальными функциями, растет вместе с увеличивающейся взаимозависимостью этих групп. При военной угрозе эта зависимость возрастает в чрезвычайной мере. Общие интересы в борьбе с общим врагом вынуждают — охотно или нет — вновь передать королю те средства, что нужны для ведения войны. Тем самым оказывается, что в его распоряжение отданы и средства для единовластного правления.