Владимир Земцов - Великая армия Наполеона в Бородинском сражении [litres]

Капрал Дюмон, рассказывая далее о сражении своему земляку, сержанту фузилеров-гренадеров гвардии Бургоню, поведал печальную историю о том, что позже произошло с ним и с людьми его полка. Во время атаки, в которую «гвардейский генерал» бросил 61-й полк, капрал Дюмон был ранен ружейной пулей в предплечье и вскоре после того, как рана стала доставлять ему сильную боль, пошел в амбуланс вынуть пулю. Не успел он сделать десяток шагов, как встретил полковую кантиньери, симпатичную испанку Флоренсию. «Она была в слезах. Ей сказали, что почти все барабанщики полка убиты или ранены. Она сказала, что хочет увидеть их, помочь им, чем сможет. Несмотря на боль, которую я чувствовал из-за раны, – продолжает свой рассказ Дюмон, – я пытался посочувствовать ей. Мы ходили между ранеными. Некоторые пытались с трудом и превозмогая боль двигаться сами, других несли на носилках». Внезапно, когда Дюмон и Флоренсия проходили рядом с одним из укреплений, кантиньери «начала громко и надрывно кричать: она увидела барабанщиков 61-го, разбросанных по земле. «“Здесь, мой друг, здесь! – завопила она. – Они здесь!” Действительно, они были там, лежа с переломанными конечностями; их тела были побиты картечью. Помешавшись от горя, она ходила от одного к другому, нежно говоря с ними. Но ни один из них ее не слышал. Некоторые, однако, все еще проявляли признаки жизни, и среди них – драм-мажор, которого она называла своим отцом. Остановившись перед ним и опустившись перед ним на колени, она подняла его голову и влила несколько капель коньяка между его губ». В этот момент русские контратаковали, «и канонада началась снова. Внезапно испанка закричала от боли. Она была поражена в левую руку ядром, которое сломало ей большой палец и ударило в плечо умиравшего человека, которого она держала». Флоренсия упала без чувств. Дюмон попытался своей здоровой рукой оттащить ее к амбулансу; но это было выше его сил. К его счастью, рядом проходил спешенный кирасир, который, без всяких просьб со стороны капрала, сказал: «Быстро! Мы должны торопиться, это не самое лучшее место, где можно было бы находиться». «Без всякой суеты он схватил молодую испанку и понес ее, как ребенка. Она все еще была в сознании. После 10 минут мы достигли небольшого леса, где был амбуланс гвардейской артиллерии. Здесь Флоренсия пришла в чувство. Ларрей, императорский хирург, ампутировал ей большой палец и очень искусно вынул пулю из моей руки» [1703].

Итак, в районе 10 часов «флеши» окончательно оказались в руках французов; но силы были истощены. Капитан 18-го линейного из дивизии Разу Бонне, как мы уже упоминали, уверял, что к 11 часам в его полку удалось собрать не более одного батальона. Силы вюртембержцев уходили в основном на удержание захваченных редутов. 5-я дивизия, значительно обескровленная, держалась кромки леса. 57-й, например, в дальнейших действиях уже просто не мог участвовать. Аналогичной была ситуация и в 4-й дивизии, изначально немногочисленной. 24-я вестфальская дивизия все еще продолжала находиться возле «флешей», удерживая занятое пространство, а 23-я еще в 8 часов была направлена в Утицкий лес для борьбы с русскими егерями и для того, чтобы установить контакт с поляками Понятовского.

Между тем такое стояние на захваченных позициях вызывало огромные потери. Удержание этих редутов, писал в своем рапорте Шелер, «требовало большой стойкости и мужества, поскольку противник из расставленных позади батарей очень сильно обстреливал эти редуты гранатами, ядрами и картечью…». О том, что южный люнет «беспрестанно обстреливала вражеская батарея, состоявшая из 20 орудий», пишет и Зуков, появившийся в нем, когда его товарищи пробыли там уже некоторое время. «Вестфальский корпус, – вспоминал Плана де ла Файе, адъютант Ларибуазьера, – стоял массой в колонне позади редута и получал время от времени снаряды, которые, разрываясь, поднимали в воздух кивера и штыки. При каждом подобном ударе бедные солдаты бросались плашмя на живот, и не все из них снова поднимались» [1704].

В похожем положении находились и две дивизии корпуса Даву. «В эту минуту, – вспоминал Лежен, посланный к Даву с сообщением о том, что 5-й корпус не может обойти левый фланг русских, – положение маршала было на самом деле критическое, так как, хотя кавалерия короля Мюрата и покрыла равнину впереди, с которой ожесточенно атаковала русскую кавалерию, невыносимый огонь русской пехоты и артиллерии осыпал позицию маршала. Он был ранен в руку, но продолжал командовать. Его начальник штаба генерал Ромёф был поражен ядром в то время, когда мы разговаривали. Маршал, очень смущенный тем, что приходилось брать с фронта позицию, которая, по его мнению, должна была быть сразу атакована с трех сторон, сказал мне с досадой: “Черт возьми, хотят, чтобы я взял быка за рога”» [1705]. Французам было ясно, что следует немедленно атаковать русские позиции за Семеновским оврагом, взять деревню и отбросить неприятельские войска дальше. Пеле писал, что теперь «судьба сражения решается к северу от Семеновского, на берегах последнего оврага, через который наши солдаты желают перейти и который предоставляет русским линиям превосходную защиту» [1706].

Обстоятельства захвата французами д. Семеновское оказались довольно запутанными и в отечественной и в зарубежной литературе. Вероятно, одним из первых отечественных авторов, кто внес заметную путаницу, был Д. П. Бутурлин. На основе интерпретации имевшихся к тому времени немногочисленных зарубежных публикаций он утверждал, что около 10 часов генерал Дюфур, командир бригады 2-й дивизии, с 15-м легким полком перешел Семеновский овраг и овладел деревней, в то время как остальные войска дивизии Фриана разместились в резерве побригадно. Далее, как считал Бутурлин, гренадеры прогнали французов из деревни, а в ходе атаки Коновницына, происходившей в то время, был убит генерал Ромёф. Затем это повторил М. И. Богданович, отмечая, правда, что Фриан только поддерживал Нея, но одновременно смещая время этих событий на 11 часов [1707].

Однако вопросы о том, сколько раз французы атаковали д. Семеновское, когда и какими войсками, каким образом деревня была окончательно захвачена, не до конца ясны и во французской литературе. Так, из текста Тьера явствует, что взятие Фрианом деревни произошло одновременно с рейдом Платова и Уварова, или даже позже; а контратаки русской пехоты, происходившие в то же время, имели целью возвращение не только д. Семеновское, но и Багратионовых «флешей» [1708].

Вне всякого сомнения, путаница в описании этого эпизода Бородинской битвы связана не только с конъюнктурными соображениями исследователей или со стремлением к литературной драматизации описываемых событий, как в примере с Тьером, но и с особенностями имеющихся источников. Так, из текста 18-го бюллетеня можно заключить, что «сгоревшая деревня» была взята еще до подхода дивизии Фриана, на солдат которой была возложена задача удержать ее во время вражеских контратак. Рапорт Мюрата, который был опубликован уже в 1821 г., утверждал, что атаке Фриана на д. Семеновское предшествовали действия 1-го и 4-го кавалерийских корпусов, которые очистили пространство «слева и справа от деревни». В работе Пеле, которую можно отнести к разряду первоисточников, но в которой автор пытался учесть все другие материалы (в том числе и работу Бутурлина), не только указывалось на явные противоречия в имеющихся источниках и работах, но и привносились новые неясности. По мнению Пеле, как только д. Семеновское была взята, ее атаковали гренадеры принца Мекленбургского и Воронцова, поддержанные остальной армией; во время этого боя Багратион был ранен, а все попытки возвратить деревню были отбиты [1709]. Определенные неясности возникают и при чтении документов, исходящих от самой дивизии Фриана, а также воспоминаний ее офицеров. И все же попытаемся воссоздать картину наиболее убедительную [1710].