Владимир Земцов - Великая армия Наполеона в Бородинском сражении [litres]

Генерал Тильман, остановившийся было у правого фланга впереди стоящего полка Гар дю Кор, вскоре потерял лошадь, рядом с которой рванула русская граната. Тильман быстро пересел на другую лошадь и медленно поехал вдоль фронта своей бригады, сопровождаемый премьер-лейтенантом фон Минквицем, Рот фон Шрекенштайном и адъютантом графом фон Зейдевицем (Seydewitz). Накануне боя ротмистр К.Г.А.Л. Зейдевиц серьезно страдал от лихорадки и слег, но в день битвы, несмотря на уговоры Тильмана, оказался в огне. Не успел Тильман достичь левого фланга полка, как разорвавшийся снаряд поразил Зейдевица, трубача и нескольких лошадей. Одна из лошадей принадлежала Рот фон Шрекенштайну, который тоже оказался на земле, прижатый телом своей лошади. Рядом с собой он увидел на земле Зейдевица, который успел дважды произнести «Стой! Стой!», как будто обращаясь к своей отлетающей душе, и здесь же умер. Огорченный смертью адъютанта, Тильман поскакал дальше, а Рот фон Шрекенштайн выбрался с помощью ординарца из-под туши лошади, пересел на коня бедного Зейдевица и поехал вслед за генералом.

Шла вторая половина дня. Саксонцы, бывшие с утра в сражении и уже не раз ходившие в атаку у Семеновского, а теперь стоявшие под русским огнем, один за другим стали вытаскивать из рюкзаков сухари – неприкосновенный запас, который Тильман строго-настрого запретил трогать. Теперь же генерал наблюдал за этим спокойно. Один Бог знал, сколько каждому из его всадников еще оставалось жить. Сам же Тильман и его адъютанты подкрепились утром хорошим кофе и более весь день уже ничего не ели.

Латур-Мобур, который расположился со штабом за уланами Рожнецкого, постоянно слал к Лоржу и Тильману своих адъютантов и ординарцев со всевозможными приказами. Тильман был очень раздражен таким способом управления войсками и считал себя вправе распоряжаться частными перемещениями своей бригады. По мере того как саксонцы стали нести все более серьезные потери, не имея возможности хоть сколько-нибудь укрыться, его раздражение стало возрастать. Когда перед ним вновь предстал один из адъютантов Латур-Мобура, Тильман в бешенстве прогнал его. Разгоряченный, генерал поскакал прямо к Латур-Мобуру и в резких словах заявил, чтобы этот адъютант держался от него, Тильмана, подальше, так как в противном случае он заставит его убраться с помощью клинка. Латур-Мобур поспешил смягчить ситуацию. Мало-помалу остыл и Тильман. Тем более что в третьем часу русские снаряды стали почему-то все реже попадать в саксонцев. Перелетая через них, снаряды чаще поражали вестфальских кирасиров, нанося им большие потери [1861].

В эти часы огромные потери несла и легкая кавалерия Пажоля. Во время объезда своей дивизии, когда Пажоль рассуждал с командиром 16-й легкокавалерийской бригады Ж.-Ж. Сюберви о том, где именно французская армия будет расквартирована после победы, разорвавшаяся русская граната убила их лошадей и ранила командира бригады [1862]. Кавалеристы Пажоля простояли под огнем несколько часов, так и не дождавшись приказа об атаке. Неся потери, они тем не менее не теряли присутствия духа и даже демонстрировали своеобразную удаль. После того как конь командующего прусским сводным уланским полком майора К. фон Вердера рухнул перед фронтом солдат вместе с наездником, майор поднялся как ни в чем не бывало, продолжая держать в зубах трубку, которую курил [1863].

Возможно, что 3-й кавалерийский корпус нес меньшие потери от русского огня, чем 2-й и 4-й, но его солдатам так не казалось. Уже в первой половине дня снаряды с «большого редута» стали достигать рядов 3-го кавалерийского корпуса. «Несколько орудий вражеского редута, – вспоминал Комб, – огонь которого был в основном направлен на артиллерию, стоявшую на нашем правом фланге, обстреливали и нас. Все ядра рикошетом попадали в наши ряды, и мы ожидали их с саблями на плече. Мы оставались в этой ужасной позиции в течение 6 часов» [1864].

«Моя артиллерия, – пишет Гриуа, – серьезно пострадала, и вскоре два орудия были выведены из строя; большое число людей и лошадей убито. В это время генерал Груши со своим штабом подъехал на край оврага, позади меня, и я был позван к нему. Не успел я приблизиться, как враг обстрелял нашу группу и тотчас же многочисленные ординарцы и офицеры штаба были убиты или ранены картечью; лошадь генерала Груши, пораженная пулей в грудь, упала, придавив своего хозяина, которого мы посчитали мертвым, но который отделался только сильной контузией. В тот же момент ординарец артиллерии, который был со мной, был ранен в шею картечной пулей. Огонь и с той и с другой стороны продолжался с живостью…» [1865]Ядром с «редута» был смертельно ранен командир 1-го баварского шеволежерского полка бригады Домманже дивизии Шастеля полковник граф К.Х.Г.Ф. Зайн-Витгенштайн. Художник А. Адам, возможно бывший где-то неподалеку, запечатлел, как солдаты, бережно перенеся полковника немного в тыл и укрыв его плащом, склонились над его телом.

Пехота вице-короля страдала от огня значительно меньше, чем артиллерия, но «досталось» и ей. Рот фон Шрекенштайн видел слева от себя, как одна граната попала даже в оркестр французской пехоты (вероятно, дивизии Жерара), после чего оставшиеся оркестранты разбежались в стороны [1866].

С 11 до 3 часов дня, когда еще не начался последний штурм Курганной высоты, французская кавалерия предприняла ряд атак. Проходили они нерешительно, как бы «прощупывая» русскую линию. Еще до полудня бригада Бёрманна атаковала русские войска южнее Курганной высоты (вероятно, пехоту Е. Вюртембергского), но была отбита и бросилась назад, преследуемая русской кавалерией (вероятно, драгунами Крейца). Всадники Бёрманна в беспорядке понеслись на левый фланг войск Пажоля. Увидев это, Пажоль бросился в середину убегавших, частью смог их остановить и «быстро привел в чувство генерала Бёрманна, приказав ему возобновить атаку». Всадники Бёрманна, развернувшись, контратаковали русских драгун. Артиллерия Серюзье существенно помогала [1867]. Русская кавалерия отступила, но затем вновь двинулась вперед, угрожая новой атакой. Пажоль, который внимательно наблюдал за этими передвижениями, был готов отдать приказ своей кавалерии об атаке. Однако Мюрат, который также видел приближение русской кавалерии, приказал Пажолю не двигаться вперед, но дать возможность пройти атаке тяжелой кавалерии 2-го корпуса. Судя по воспоминаниям Био, вперед двинулись два полка карабинеров при поддержке трех эскадронов улан. За выдвижением первых особенно внимательно наблюдал генерал Ларибуазьер, только что переехавший овраг со своим адъютантом Плана де ла Файе. Завидев генерала, из рядов 1-го карабинерного полка выехал его сын Фердинанд. Он быстро пожал руку отцу и успел только сказать ему «с очень оживленной радостью»: «Мы идем в атаку». Французская тяжелая кавалерия, вероятно, отбросила русских драгун, но затем, столкнувшись с прочно стоявшей пехотой, смешалась и отступила [1868].