Владимир Земцов - Великая армия Наполеона в Бородинском сражении [litres]

Возможно, но маловероятно, что севернее батареи Раевского в атаку ходили и кавалеристы 3-го кавалерийского корпуса (об этом пишет только Рот фон Шрекенштайн, который легко мог принять отражение Платова и Уварова за действия французской кавалерии на южных берегах Колочи).

В начале одинадцатого в ставке Наполеона узнали о тяжелом ранении генерала Монбрёна. Наполеон, бросив взгляд на свиту, стоявшую сзади, и заметив О. Коленкура, подозвал его и передал командование 2-м кавалерийским корпусом. «Действуйте, как вы действовали при Арсобиспо», – сказал ему император, напомнив эпизод войны в Испании, о котором мы уже писали [1869]. Бертье здесь же подготовил письменный приказ, а Огюст Коленкур подошел к своему брату, пожал ему руку и сказал: «Дело столь жаркое, что я не надеюсь увидеть тебя снова. Мы одержим победу, или я буду убит». Огюст быстро ускакал, сопровождаемый своим адъютантом, а его брат остался с тяжелым чувством приближавшегося несчастья [1870].

Трудно сказать с определенностью, имел ли в виду Наполеон, упоминая об Арсобиспо, план взятия «большого редута» кавалерией с тыла. Возможно и то, что фраза, сказанная императором О. Коленкуру, была позже просто домыслена обер-шталмейстером. Однако очевидно, что, имея 10 тыс. боеспособной кавалерии и только около 20 тыс. пехоты, которые можно было использовать для взятия «большого редута», император неминуемо должен был отдать главную роль своим всадникам.

«Большой редут» был обречен… С одной стороны, Наполеон должен был направить свой удар именно на него, так как батарея Раевского оставалась теперь единственной опорной точкой русской линии к югу от Новой Смоленской дороги; отброшенные за Семеновский овраг остатки 2-й Западной армии и войска, пришедшие им на помощь, опирались своим правым флангом только на Курганную высоту. С другой стороны, батарея Раевского, окруженная и обстреливаемая с трех сторон французскими войсками, стала таким выступом в русской линии, который удержать было уже просто невозможно. Но русские войска, неся страшные потери, продолжали за нее цепляться.

Иногда в мемуарах и литературе встречается утверждение о том, будто Наполеон лично, на местности, разработал дерзкий план взятия «большого редута» во время посещения им позиций у Семеновского оврага [1871]. Конечно, это не так. Император поехал к передовым линиям только после падения батареи Раевского и лично, разумеется, не вникал во все детали подготовки знаменитой атаки на Курганную высоту. Он потребовал только, чтобы на этот раз была достигнута четкая координация в действиях пехоты вице-короля и кавалерии Мюрата. Конкретный план знаменитой кавалерийской атаки «редута» был, вероятно, разработан Мюратом и его штабом в лице генерала О.-Д. Бельяра. На это указывают Лежен, Рапп, Сегюр; об этом свидетельствует и рапорт самого Мюрата и воспоминания Гриуа [1872]. Судя по всему, и Коленкуру, и Латур-Мобуру было приказано нанести удар по русской линии как можно ближе к южному флангу «редута» и, оттеснив неприятеля, атаковать с фланга сам «большой редут». Согласно версии Раппа, в случае неудачи кавалерия должна была возвратиться «тем же путем», под прикрытие французских орудий [1873]. Вперед должен был двинуться и правый фланг под командованием Нея.

Очень трудно доподлинно восстановить, предлагал ли Мюрат Коленкуру и Латур-Мобуру броситься на «редут» с горжи (то есть с тыла, через тыльные проходы) или штурмовать прямо с бруствера, который уже совершенно осыпался, либо, что скорее всего, предложил действовать исходя из обстоятельств. Очевидно только, что и кавалерия, и ее начальники были готовы как можно быстрее броситься в атаку на этот злосчастный «редут», нежели продолжать и дальше стоять под русскими снарядами. «Я буду там живым или мертвым», – ответил, согласно версии Сегюра, Коленкур Мюрату [1874]. Чуть ранее, по дороге из ставки на позиции Коленкур встретил адъютантов умирающего Монбрёна, которые оплакивали своего начальника. «Следуйте за мной, – закричал он, – не плачьте о нем и идите отомстить за него!» [1875]

Приближался звездный час жизни О. Коленкура, час, в котором слава, доблесть, самопожертвование и смерть должны были слиться и даровать воину вечное место среди героев Елисейских Полей. Обстоятельства жизни Коленкура и свидетельства о его мыслях и чувствах последних дней, о чем мы уже писали, убеждают нас в том, что с приближением трагических минут атаки и гибели генерал испытал редкое ощущение острой потребности в собственной смерти, которая прекратила бы все физические и нравственные страдания, нагнетавшиеся в последнее время, и одновременно насытила бы его жажду славы и подвига.

Огюст Коленкур, ведя в бой своих кирасиров, в этой атаке был убит [1876]. Смерть генерала, славного воина и человека, оплакивали многие. «Я потерял моего брата, моего лучшего друга; время не в силах стереть такого несчастья», – напишет графине Нансути скупой на проявления чувств Арман Коленкур [1877]. Сразу после боя командование поручило главному хирургу забальзамировать сердце героя [1878]. Мюрат, готовя 9 сентября рапорт о Бородинской битве, представил Коленкура главным героем взятия Курганной высоты, который «опрокинул все, что ему противостояло; и оказавшись в обходе большого редута слева, свернул вовнутрь и с 5-м кирасирским полком ударил и опрокинул врага. Этот храбрый генерал героически погиб на этом самом редуте, который сохранял до подхода войск дивизии Жерара». 18-й бюллетень Великой армии, помеченный 10 сентября, также особо остановился на подвиге Коленкура, геройски погибшего «справа редута у горжи» [1879]во главе 5-го кирасирского полка. Вместе с тем бюллетень писал и о 4-м кавалерийском корпусе, «который проник в бреши, сделанные нашими орудиями в массах и в эскадронах их кирасир» [1880].

Но вскоре в мемуарах и первых французских работах о 1812 г. останется только подвиг Коленкура. Об этом напишут Водонкур и Бертезен, Фэн и Деннье, Сегюр и Рапп, Боссе и Лежен, и многие другие. История о Коленкуре и славных кирасирах 5-го полка (исключение составит только Кастелан; в его дневнике будет фигурировать 8-й кирасирский полк), которые захватили редут, «перебив гарнизон палашами» (Боссе), станет «обязательным» эпизодом в воспоминаниях и работах участников сражения, превратившись в некий символ военной Франции. «Новый Деций, Коленкур, лишается жизни посреди торжества, столь нового для кавалерии», – напишет Пеле. «Честь 5-му кирасирскому полку, – воскликнет он далее, – завещавшему французской кавалерии этот славный пример, плодотворный зародыш новых подвигов!» [1881]

С 1823 г., когда вышла первая основательная французская работа о русской кампании – книга Шамбрэ, версия о захвате батареи Раевского кирасирами Коленкура оказалась освящена уже историографической традицией. О воинах 4-го кавалерийского корпуса Шамбрэ предпочел хранить полное молчание. Правда, позже, в работе Тьера, вновь будет упомянут и 4-й корпус, который оказал поддержку 2-му, но не более. Французские историки ХХ в. не будут делать даже и этого. Последним примером стала книга Уртуля, который с помощью ссылок на служебные дела кирасирских офицеров попытался окончательно завершить уже почти двухвековой спор в пользу французской версии. Так, в деле адъютанта бригадного генерала Бомон де Карьера из дивизии Ватье лейтенанта Девэн де Фонтенэ было сказано, что он вошел в «большой редут» одним из первых и был там ранен. В делах 7 офицеров из 5-го кирасирского – что они получили раны штыками. Наконец, в делах 6 офицеров из 8-го кирасирского (в том числе и у полковника Гранжана) отмечено, что они ранены в «большом редуте» [1882].