Владимир Земцов - Великая армия Наполеона в Бородинском сражении [litres]

И все же, несмотря на отсутствие оживленных дискуссий о Бородинском сражении в британской историографии того времени, память о нем держалась прочно. В преддверии Первой мировой войны и в ходе ее представления британцев о стойкости русских были важным фактором доверия к России как к союзнику. Эти представления во многом определялись такими изданиями, как, например, «Британская энциклопедия». Автор статьи, посвященной Бородину, вполне убедительно осветил основные этапы битвы и остановился на уже традиционном вопросе об использовании (или, точнее, неиспользовании) Наполеоном гвардии. Автор утверждал, что совсем «неочевидно», будто дополнительное введение в бой войск могло бы привести к решительным результатам. Полный разгром русской армии на поле боя под Бородином не имел бы решительного воздействия на «национальный дух русских». В целом наполеоновская армия, состоявшая наполовину из иностранных контингентов, потеряла 32 из 130 тыс., а русская – около 42 из 121 тыс. человек [492]. Хотя сражение при Бородине, указывалось в энциклопедии, памятно в основном по ужасным потерям обеих сторон, во многих моментах оно являло «прекрасный пример для исследования наполеоновской тактики».

В межвоенное время интерес в Британии к Бородину и к войне 1812 г. в целом был невысоким. Русские всерьез, даже в самый канун Второй мировой войны, не расценивались как союзники. Только в 1950-е гг., уже в условиях «холодной войны», англичане начинают вспоминать войну Наполеона против России в 1812 г. В 1957 г. выходит книга У. Джексона «Семь дорог на Москву» [493]. В условиях чередования обострения отношений с СССР с временным потеплением эта работа была своего рода исследованием природы «русской силы».

1960-е годы, в отличие от предшествующих десятилетий, оказались для британской исторической науки чрезвычайно продуктивными в исследовании войны 1812 г. В 1966 г. вышло фундаментальное исследование преподавателя Королевской военной академии в Сандхерсте Дэвида Чандлера «Кампании Наполеона» [494]. Как и все прочие главы его книги, сюжет о 1812 г. и Бородинском сражении был написан ярко и талантливо. Чандлер был оправданно осторожен, говоря об общем плане Наполеона при вторжении в Россию, и отмечал, что император, не разбив русские армии, первоначально предполагал провести зиму около Смоленска. Однако серьезные военные (возможный рост сил противника, трудности со снабжением собственной армии) и политические (неизбежные колебания союзников, активизация Англии, испанские дела, польский вопрос и признаки заговора в Париже) причины заставили его искать решающего сражения. К 7 сентября главные силы Великой армии насчитывали, по мнению Чандлера, 131 тыс. человек при 587 орудиях, тогда как русская армия состояла из 120,8 тыс. человек. Признавая роль случая и человеческого фактора в военном деле, автор отмечал, что холод обострил к началу сражения болезни Наполеона, вопрос, каким образом это повлияло на исход сражения, не затрагивал. Наоборот, Чандлер был склонен объяснять все решения Наполеона в Бородинском сражении факторами вполне рационалистическими, вытекавшими из военной необходимости, относя к ним и моральное состояние войск. Объясняя отказ Наполеона от предложения Даву обойти русские позиции, Чандлер, отметив недостаток сил, плохое состояние артиллерии и кавалерии, возможность отхода русских, отметил вместе с тем и достаточно глубокое знание императором боевых качеств русского солдата, который мог бы продолжать сражение даже при обходе фланга неприятелем. Общий план Наполеона на сражение основывался на идее прямой фронтальной атаки с диверсионными действиями против флангов врага. На полномасштабную атаку левого фланга Наполеон не решился, так как Великая армия со стратегической точки зрения была ослаблена. Помимо этого, Наполеон испытывал такое давление времени (а новости из Испании заставляли спешить еще более), что был вынужден остановиться на достаточно простом плане действий, и превратил сражение в «столкновение грубой силы». Оказало влияние и то, что дух армии к 1812 г. уже заметно изменился, и поэтому пришлось отказаться от практики перестройки в ходе боя колонн в линию: колоннами было легче управлять, но и потери были большими.

По мнению автора, уже к 8.30 резервы Наполеона были введены в дело; оставалась одна императорская гвардия. Но когда пришло время бросать и гвардию в огонь, Наполеон не удосужился самостоятельно ознакомиться с ходом сражения. Штаб был в шоке, видя его безучастным и апатичным. Рейд русской кавалерии окончательно заставил Наполеона отказаться от использования гвардии. Поэтому, когда был взят «большой редут», вопрос использования или неиспользования гвардии для Наполеона уже не стоял, тем более что Мюрат и Бертье тоже были против этого. Данное решение императора было «возможно правильным в долговременной перспективе». Французские потери были не менее 30 тыс. (эту цифру, отметил Чандлер, некоторые авторы поднимают до 50 тыс.), а русских – 44 тыс. [495]В целом в работе Чандлера нашли развитие лучшие черты британской историографии Наполеоновских войн и войны 1812 г.: ясный, взвешенный военно-исторический анализ события, учет влияния политических факторов и, до некоторой степени, «человеческого фактора», стремление к объективности в оценке действий противоборствующих сторон. Помимо этого, книга Чандлера свидетельствовала еще об одном важном моменте: казалось, что на берегах Альбиона окончательно ушла в небытие наполеонофобия, постепенно замещаясь до некоторой степени даже восторженным отношением к деяниям великого императора.

В 1967 г. в Англии вышли сразу три работы, посвященные наполеоновской армии в России и оставившие заметный след в историографии, – книги Алана Палмера «Наполеон в России», Р. Ф. Делдерфилда «Отступление из Москвы» и своеобразное собрание свидетельств очевидцев с комментариями Энтони Бретт-Джеймса [496]. Работа Палмера была основана на значительном количестве французской литературы и опубликованных воспоминаний. До него в англо-американской историографии еще никто не смог представить столь широкого набора франкоязычных материалов. Однако автор ушел от наукообразной формы изложения событий, предпочтя форму увлекательного рассказа, в котором повествователь избегает делать какие-либо собственные выводы и не прибегает к придирчивому разбору фактов. При всех недостатках такого изложения Палмеру удалось затронуть мир внутренних ощущений, которые Наполеон мог испытывать при соприкосновении с Россией. Описывая события 6 сентября, автор поднимает рассказ о процессии с иконой в русском лагере и о портрете маленького Римского короля в лагере французов до уровня очевидного контраста в менталитете народов разных культур, встретившихся на Бородинском поле. К сожалению, сам ход событий Палмер представил довольно размыто, к тому же явно следуя за Сегюром в своей увязке перипетий сражения с душевными порывами Наполеона [497]. Несколько меньший интерес представляла книга Делдерфилда. Ее автор хотя и описывал Бородино [498], но довольно бегло – его внимание привлекла, главным образом, трагическая эпопея отступления Великой армии. Хотя Делдерфилд и затрагивал вопрос о здоровье Наполеона, увязывая его с отказом от использования императорской гвардии в сражении, но делал это поверхностно, избегая каких-либо выводов.