Владимир Земцов - Великая армия Наполеона в Бородинском сражении [litres]

Французская армия к 1789 г. во многом еще не приобрела ярко выраженного национального характера. Подобно многим другим профессиональным армиям XVII–XVIII вв., в ней был велик процент иностранцев. Служили не нации, служили государству и сюзерену. Напомним, что в линейной пехоте из 102 полков 23 были иностранными. Но и во французских полках было много иностранцев. Так, в линейной пехоте до 8 % рядового состава были немцы, в кавалерии – 3 % немцев. Меньше всего иностранцев было в артиллерии [573]. Столь многонациональный состав армии одновременно сочетался с принципом землячества. В составе полков французской пехоты, стоявших гарнизонами на севере и востоке (а их было не менее половины), 1/3 солдат родилась в тех же районах. В кавалерийских полках, стоявших здесь же (до 3/4 кавалерии), число местных уроженцев составляло 1/2. Еще бóльший процент был в артиллерийских полках (в приграничных провинциях на севере и востоке стояло 6 из 7 артиллерийских полков) – до 3/4 [574]. Полки носили названия французских провинций или городов. Тем самым как бы сохранялась связь между жителями отдельных местностей. При всем «феодализме» этой практики нельзя не признать за ней известные позитивные моменты, которые в дальнейшем будут использованы Наполеоном. Что касается иностранных частей, то в них соблюдался принцип многонационального рядового состава, а в отношении офицерства допускались значительные исключения [575].

Весьма показательно социальное происхождение солдат Старого порядка. До 35 % солдат линейной пехоты происходило из городов с населением более 2 тыс. жителей, 20 % – из городов с населением более 10 тыс. И это при том, что 80–85 % населения дореволюционной Франции жило в сельской местности! Основную массу этих 55 % составляли те, кто в гражданской жизни был ремесленником или сыном ремесленника. Помимо этого, многие солдаты происходили из тех районов, где военная служба уже являлась как бы традиционным занятием [576]. Конечно, не следует забывать о том, что армия наиболее интенсивно пополнялась в «голодные» годы, а нередко и за счет «пены» общества – авантюристов разного рода, дезертиров из армий других стран, бывших преступников и т. д. Но одновременно очевидно и другое: человеческий материал армии Старого порядка в своей массе был достаточно молод, энергичен, более интеллектуально развит, чем значительная часть населения Франции. Нередко в полках царил корпоративный дух маленькой родины, и одновременно с этим армия представляла собой многонациональный организм, где народы не просто перемешивались, но взаимодействовали друг с другом как важные элементы одного и того же огромного механизма.

Что представлял собой офицерский корпус? Можно считать доказанным факт значительной неоднородности французского офицерства к началу Революции [577]. Во-первых, продолжала существовать возможность получения офицерского чина путем выслуги из рядовых. Такие офицеры назывались «офицерами фортуны», с опытом которых государство не просто считалось, но полагало его важным элементом для поддержания боеспособности армии. Во-вторых, несмотря на серию министерских циркуляров, сохранялась практика торговли офицерскими должностями [578], что обеспечивало приток в офицерский корпус представителей состоятельных буржуазных семей. Хотя служба в армии и не являлась для буржуа XVIII в. главным каналом получения дворянства, но продолжала, тем не менее, в этом плане играть все же заметную роль. Эдикт 1750 г. предусматривал после истечения определенного срока службы для каждого офицерского чина получение дворянства. Дворянство получали также и в случае отставки по ранению. Наконец, в-третьих, основную массу офицерских должностей продолжали занимать потомственные дворяне. В 1781 г. эта часть служилого дворянства сумела добиться принятия ордонанса о необходимости представления доказательств происхождения на «четыре четверти» из дворянства, чтобы получить офицерский чин. Это был удар по офицерству «от прилавка», но не затрагивал «офицеров фортуны». В связи с процессами, которые развивались внутри и вокруг офицерского корпуса, к 1789 г. обозначилось сразу несколько конфликтов: между традиционным дворянством и выходцами из буржуазных кругов, между малоимущим и богатым знатным дворянством и монархией [579]. Все это дополнялось отнюдь не блестящим материальным положением почти всех слоев офицерства, так как сама служба не давала возможности обеспечить достойное существование [580], что и порождало глубокое недовольство. Нередко при этом импульсы недовольства, идущие как от разных групп офицеров, так и от солдат, порожденные разными причинами, переплетались между собой [581]и накладывались на идеи всеобщего переустройства общества на основах Разума и Справедливости.

«Историки идей обычно приписывают философам и юристам XVIII столетия мечту о совершенном обществе, – отмечал крупнейший мыслитель и историк ХХ в. М. Фуко. – Но была и военная мечта об обществе: она была связана не столько с естественным состоянием, сколько с детально подчиненными и прилаженными колесиками машины, не с первоначальным договором, а с постоянными принуждениями, не с основополагающими правами, а с бесконечно возрастающей муштрой, не с общей волей, а с автоматическим послушанием» [582]. Действительно, армия Старого порядка несла в себе идею создания новой системы воздействия на человека, которая столь блестяще была позже реализована Наполеоном. Главный смысл этой идеи проявился в поисках более тонкой, чем существовала ранее, взаимосвязи между отдельными мельчайшими составляющими военной машины ради резкого повышения ее эффективности. Это было связано и с широким распространением ружья, заменившего мушкет, когда техника масс должна была уступить место тонкому искусству распределения людей, и с совершенствованием техники контроля над деятельностью отдельного человека, когда власть научилась устанавливать ежеминутный надзор за поведением людей, и с распространением идей свободы, которые причудливо переплетались с проектами идеально дисциплинированного общества. Армия Старого порядка, как никакой другой институт дореволюционной Франции, энергично осваивала искусство делать из «непригодной человеческой плоти» «требуемую машину», в которой «рассчитанное принуждение медленно проникает в каждую часть тела, овладевает им, делает его послушным, всегда готовым и молчаливо продолжается в автоматизме привычки» [583].

Наиболее ярким проявлением того, как энергично овладевала армия техникой новой дисциплины, являются многочисленные уставы, которые, начиная с середины XVIII в., стремились подчинить все движения человека жесткой схеме, навязывая ему такой ритм, который превращал его в послушный автомат [584]. Военные кадры стали выращиваться с юных лет. В 1760-е гг. открывается Парижская военная школа, затем появляются подобные заведения и в провинции. По ордонансу 1787 г. при замещении вакансий субалтерн-офицеров должен был устраиваться конкурс среди молодых дворян, предпочтение отдавалось тем, кто заканчивал военный коллеж [585]. В каждом полку были организованы начальные школы, в которых все солдаты должны были научиться читать, писать и считать. Это было необходимое условие для того, чтобы новая регламентация жизни, новая дисциплина проникли в каждую клеточку армейского организма. По тому же регламенту 1787 г., который вводил солдатские школы, было предписано завести в каждой роте книгу приказов, куда должны были записываться все детали, которые касались действий каждого солдата роты и где должен был вестись подробнейший учет состояния кожаного снаряжения и оружия [586].